Что же касалось положения дел на основных для СССР с Германией фронтах, то действительно удачными для советской стороны могли считаться только два удара из десятка нанесенных. Так войска Западного фронта, что оказались лучше всех насыщены тяжелыми танками, нанеся два сконцентрированных удара из районов Белостока и Бреста на Варшаву, за два месяца боёв смогли выдавить активно упирающиеся немецкие части за реки Нарев и Висла, но взять с наскока польскую столицу у них уже не вышло.
Из Варшавы немцы устроили столь неприступный укрепрайон, что даже применение нескольких сотен Т-54М и Т-44 не дали положительного результата. Огонь нескольких сотен сосредоточенных там 88-мм зениток и противотанковых орудий, расчеты которых снабдили огромным количеством подкалиберных бронебойных снарядов, остановил-таки вал советских танков. А без них пехота вперед не пошла. Уж больно сильно советские войска оказались измотаны боями к этому времени, отчего и было принято решение остановиться на достигнутом. Благо немцы также понесли тяжелейшие потери и вряд ли могли быстро наскрести силы для организации контрудара. Потому бойцам РККА оставалось зарываться в землю на достигнутых рубежах, да ожидать подхода своей тяжелой артиллерии, которой предстояло разнести в пыль позиции вражеских ПТО и не только. Взяв же Варшаву, уже можно было угрожать окружением вообще всей группе армий «Север», что чётко понимали все. Потому очень скоро Адольфом Гитлером был отдан приказ войскам стоять везде насмерть и даже не думать о каком-либо отступлении.
С такими вот промежуточными результатами все вовлеченные в войну страны принялись готовиться к летней компании, утопая, где по колено, а где и по горло, в вездесущей весенней грязи.
[1] Сигуранца — румынская тайная полиция в 1921–1944 годах
Глава 16
Очередная вишенка для торта
— Николай Николаевич, дорогой мой человек, и вы тут? — расплылся в улыбке Геркан, стоило ему только увидеть Поликарпова, который, судя по всему, также ожидал посадки на борт гидроплана Боинг-314, что отправлялся из английского Бристоля в американский Нью-Йорк.
Всего дюжина самолётов такого типа были построены американскими авиастроителями, чтобы наладить сеть постоянного авиационного сообщения, что в Атлантическом, что в Тихом, океанах. Ведь эти самолеты на одной заправке могли преодолеть расстояние почти в 6000 километров и вдобавок предоставляли своим немногочисленным пассажирам достаточный уровень комфорта, чтобы удовлетворить потребностям даже самых взыскательных клиентов. А других до начала войны на таких машинах и не летало в силу безумной дороговизны билетов. Именно на таком Александр когда-то перевозил свою семью в США из Португалии, отчего уже знал, что занимать следует самый последний из хвостовых отсеков, считавшийся люксовым. Который и попросил заранее предоставить себе в пользование, ссылаясь на необходимость работы с документами в полете.
— Александр Морициевич, а я-то как рад вас видеть! — определив в обратившемся к нему на русском языке джентльмене старого знакомого, зеркально улыбнулся авиаконструктор и принялся трясти протянутую ему для пожатия руку. — Я, конечно, знал, что вы смогли преодолеть все невзгоды, — дипломатично и совершенно непонятно для немногочисленных окружающих обозначил он «возвращение» краскома после очередной пропажи, — но просто знать и видеть вас своими собственными глазами — это две большие разницы. Очень рад, что у вас всё сладилось!
— А уж я как рад! Словами не описать! — усмехнулся в ответ Александр. — Но, можно сказать, прошел по самому краешку тогда. И больше влезать в нечто подобное, не имею ни малейшего желания, — добавил он чистую правду, даже передернув плечами для наглядности, поскольку в последнее время окончательно осознал, что хочет лишь одного — покоя и тихого семейного счастья. Чего прежде был практически лишен из-за постоянно довлевшего над ним страха, то начала мировой войны, то ареста, то предательства, то «монаршего гнева», то еще чего. Что тут скажешь? В непростое время выдалось ему служить родине. — Всё! Считайте, что отныне для меня существует сугубо конструкторская работа. Вот победим в войне, и попрошусь со службы на гражданку. Чай не станут в армии удерживать. Как вы полагаете, отпустят? — Даже разговаривая с этим человеком, которому он открылся чуть больше, чем кому бы то ни было ещё, Геркан не смел подать ни единого намека на своё скорое исчезновение с концами. Потому и взялся рассуждать о планах на будущее. Так сказать, и чтобы время скоротать в беседе, и чтобы подозрений меньше было на его счёт, когда начнётся расследование его пропажи.