Я смотрела, как он уходит: медлительная походка, руки в карманах светлых брюк, небрежный разворот плеч, волосы разметались от ветра. Мне безумно хотелось узнать о чем, он думает в такие минуты. И я безумно радовалась, что так и не открыла досье. Ты права, Каро, нам всем хочется обмануться…
Мы оба понимали, что этот день прошел необычно, что мы не сможем забыть всего, что наговорили и сделали, и не думать о том, чего не сделали. Я была готова к тому, что на завтра он не появился. Я сидела в кресле, понимала, что жду, и понимала, что жду напрасно. Я не стала навязываться. Ощущение утраты, навсегда упущенной возможности чего-то очень важного, — вот что я чувствовала.
День второй. Я нехотя выползла из дома на прогулку. Подсознательное желание хотя бы случайной встречи отозвалось неожиданно болезненным разочарованием. Чем я так обидела тебя, что ты вообще больше не хочешь обо мне знать? Накипью в душе поднялось необъяснимое раздражение. Да что он о себе вообразил? И какого черта ты к нему цепляешься? Я была так зла на не свойственное себе поведение!
А ночью опять не могла уснуть.
Утро выдалось такое солнечное и яркое, что сидеть в четырех стенах было просто не возможно. Я пошаталась по окрестностям, побывала в городе и опомнилась только тогда, когда уже стояла у него на пороге.
Тихие шаги раздались не сразу. Жермен выглядел растрепанным и откровенно измученным, до болезненной зелени, как будто все это время вообще не смыкал запавших глаз.
— Делиз? — мое появление его определенно не порадовало.
— Да. ты пропал… Зашла узнать, не случилось ли что-нибудь.
— Нет. Не случилось, — казалось, он говорит через силу.
— Тогда извини. До свидания.
— До свидания. Спасибо, Делиз…
Это он, значит, что бы я не чувствовала себя такой навязчивой. Спасибо, Жермен! Ты так внимателен! Я уже было сошла с высокого крыльца, но развернулась, прежде чем он успел прикрыть дверь. Надо сказать, что он и не торопился.
— Вообще-то, я пришла мириться!
Жермен растерянно заморгал.
— Мы, кажется, не ссорились.
— Тем лучше! Тогда считай, что я соскучилась и решила зайти. На правах друга, — я уже решительно отодвигала его от порога, шагая внутрь.
Оказавшись в доме, я вдруг замолчала и уставилась на нечто непривычное — смятый плед, пыль, и грязную посуду на кухне.
— Ты болел! Ради бога… — я укоризненно посмотрела на него.
Жермен молчал, уткнувшись взглядом в пол.
— Хорошо. Сейчас я все устрою! И не буду мешать!
— Делиз, ты… — он не закончил.
— Иди, иди, — я решительно отмахнулась, от его протестов, — Ты и сейчас выглядишь не лучшим образом!
Я видела, что пока присланная Барбой девушка под моим руководством хлопочет по хозяйству, он пытался читать, но то и дело ловила на себе темный взгляд поверх очков. Встретившись со мной глазами, Жермен встал. Он обнял меня и долго стоял так. Я чувствовала его дыхание и эхо биения сердца.
— Делиз…
Теплые губы нежно коснулись виска.
Я проснулась резко и сразу. Оказалось, что я уснула прямо так, как мы и сидели на веранде, положив голову ему на плечо. Когда ушла Николетта, я не могла сказать.
— Уже светает… — признала я очевидное, — Ты так и не спал?
— Да… нет… — Жермен смотрел на светлеющую кромку неба.
— Что с нами происходит, Жермен?
— Не знаю… — одними губами.
— Ты знаешь, я никого никогда не любила. Я, наверное, вообще не способна любить. Но… я не хочу тебя терять…
Он едва заметно вздрогнул. В глазах — до предела перетянутой струной звенела грусть.
— Рано или поздно, — это случится.
— Тогда я хочу, что бы это случилось как можно позднее.
Его поцелуй был целомудреннее мелодии церковного хора…
Счастливые часы убегают незаметно, и всегда слишком быстро. Мы были вместе, и я забыла обо всем окружающем мире, кроме мужчины, который был со мной рядом. Иногда просыпаясь в ожидании новой встречи или засыпая в кольце его рук, я думала, что так не бывает, что это слишком хорошо, что бы длиться долго. Жермен был совершенством, идеал, воплощение мечты: слишком хорош, что бы быть правдой. Ни один мужчина не мог быть более внимательным, ни один любовник не мог быть более чутким. В тот момент, когда впервые он лаская коснулся меня, я до дрожи боялась разочарования. Он был великолепен, он обязан был быть великолепным, — не зная всех тайн и секретов женского тела, он не смог бы достичь такой репутации одними неподражаемыми манерами… Но ведь мне нужно было не это!
В нашу первую ночь он любил меня так же безыскусно, как и дышал, и, вытягиваясь в истоме, я едва удержалась от слез. Что бы не следовало дальше, я уже не могла сомневаться в той искренности, с которой он так щедро отдавал себя на мою милость либо подчиняя меня своей власти.