На самом деле я даже обрадовалась: среди досье обнаружилось сокровище — его фотография. Плоское двуцветное изображение казалось насмешкой, но больше у меня ничего не было. Я вставила его в рамку — поступок совершенно напрасный и иррациональный. Фотография слишком бросалась в глаза.
— Он хорош собой, — заметил отец.
— Он всем хорош, — подтвердила я.
— Дорогая, фотографию случайного любовника не ставят на каминную полку.
— Возможно.
— Аделиз, — сказал отец уже другим тоном, — я спрошу только одно — почему вы не вместе?
— Потому что я дура.
Поль Левеллен усмехнулся.
— Никогда не слышал, что бы ты была так самокритична.
— Папа, — окликнула я его после паузы, — что бы ты сказал, если бы мой избранник не был связан ни с политикой, ни с крупным бизнесом, наукой — ни с чем, не имел ничего, кроме небольших сбережений, полученных не совсем приличным путем?
— Авантюрист? — Левеллен выразительно вскинул бровь.
— Жиголо, — с вызовом ответила я, но тут же добавила, — Раньше. Был.
Впервые я увидела моего отца потрясенным.
— Аделиз, ты уверена, что ты правильно разобралась в ситуации? — только и позволил себе спросить он.
— Вполне, — усмехнулась я, было горько, что Жермен снова оказался прав.
Поль Левеллен долго молчал.
— Аделиз, — он подошел и коснулся моего плеча, — я не в праве тебе указывать. Я приму любое твое решение. Но я бы советовал тебе тщательнее взвешивать свои решения.
— О каком решении ты говоришь? Я даже не представляю где Жермен сейчас.
Отец только пожал плечами.
— Я слишком хорошо тебя знаю.
Поразмыслив немного, я пришла к выводу, что мой отец прав. У меня есть цель, и я ее достигну. Я не собиралась выяснять отношения, и даже не представляла, о чем буду говорить, но мне казалось несправедливым, скрывать от Жермена такое чудо, как Грегори.
Уже целенаправленно взявшись за досье, так 'любезно' присланное Морисом, здесь, где, казалось бы, я не могла увидеть ничего неожиданного, меня ждало новое испытание. Перебирая документы, с которыми счел необходимым ознакомить меня мой муж, я чувствовала себя так, как будто меня по уши засунули в выгребную яму. Пожалуй, если бы я прочла это все тогда, я действительно никогда уже не вернулась бы в Тьерри.
У меня потемнело в глазах. И тошнило. Отвращение… омерзение, вот что я испытывала. Стоило ли искать его…
И вдруг я опомнилась. О чем я? Какое отношение вся эта мерзость может иметь к человеку, которого я знала и которого любила? Это не он. Человек, которого я люблю совсем другой, иначе я его не любила бы. Возможно, обстоятельства его жизни и не были безупречны, но человек и отличается от животного тем, что тоже может упасть в грязь, однако не будет этим наслаждаться. Наоборот, есть повод гордиться, что он прошел через все испытания своей юности, сохранив достоинство и не надуманную честь. Не озлобившись, не поддавшись пороку, не утратив способности любить.
Моя потеря снова остро дала о себе знать.
Ответа на самый главный вопрос в папке так и не нашлось, и я по-прежнему не знала, где искать моего Жермена. Удача улыбнулась не просто не сразу, — обходя одно агентство за другим, я успела потерять всякую надежду. Пока, наконец, не появилась тоненькая ниточка в лице доктора Пелье.
Тот согласился встретиться с 'сестрой' месье Совиньи крайне неохотно и смотрел на посетительницу с подозрением.
— Простите, вы сказали вы…
Разумеется, я слишком мало для сестры была похожа на Жермена, поэтому сказала:
— Я понимаю, что вы думаете, месье, но… видите ли, положение очень щекотливое… я соврала… на самом деле я… — лицо врача начало меняться еще в начале этой фразы, поэтому я закончила уже вполне уверенно, — жена. У нас случила ссора и мы долгое время жили отдельно, но теперь, как я узнала о его болезни, мне хотелось бы помочь…
Разве я хоть в чем-то солгала? Так… Лукавство.
— Я понимаю, мадам Совиньи…
— Левеллен. Я ношу девичью фамилию.
— Мадам Левеллен, я понимаю. Однако месье Совиньи определенно не горит желанием видеть вас.
О! Он знал, куда бить. Но и у меня было оружие.
— Я тоже понимаю вас: врачебная тайна, интересы пациента… Сомнительная дама… Но вы готовы отказать ему в возможности увидеть сына?
Пожилой врач нахмурился, и все же признал:
— Мадам, ваша семейная жизнь, ваше дело, но я не мог бы помочь вам при всем желании. Месье Совиньи уже не наблюдается у меня. Его заболевание…