— Вы позвонили в полицию? — неожиданно резко спросил профессор у Александра.
— Нет, — удрученно ответил Александр, заранее понимая, что все его действия окажутся неправильными перед лицом этой жуткой смерти. — Я сейчас позвоню.
Он направился к двери, но банкир остановил его движением руки.
Подойдя к Арвидсону, банкир тихо, но веско спросил:
— Вы уверены, что это дело касается полиции? Давайте сначала действовать как друзья покойного.
Арвидсон показал на письменный стол, где лежал револьвер далеко не последней модели. Александр понял его жест и испуганно объяснил:
— Это я положил его на стол. Он лежал на полу. Вот здесь.
Он показал на ковер под правой рукой покойного.
— Глупец! Вы не должны были трогать его! — воскликнул профессор. — Значит, вы два раза были в этой комнате? Первый раз вы в страхе убежали отсюда, сорвав портьеру, и второй раз, когда переложили револьвер с пола на стол? Если от страха у вас вспотели руки, то вполне возможно, что своей потной рукой вы стерли с револьвера ценные отпечатки пальцев.
Александр с виноватым видом молча стоял на пороге. Профессор осмотрел покойника и покачал головой.
— Смерть наступила много часов назад, — пробормотал он. — Это произошло вчера вечером.
Банкир тем временем осмотрел письменный стол, пролистав лежавшую на нем конторскую книгу, перебрал какие-то бумаги.
— Странно, — как всегда хрипло проговорил он. — Кончая самоубийством, люди обычно оставляют записки или письма, в которых объясняют свой поступок. Человек, которому было бы свойственно чувство порядка, присущее господину Мильде, непременно оставил бы письмо. Однако никакого письма здесь нет. Вот его последняя запись: «Годфрид фон Мильде, барон, родился 17 января 1698 года, умер 23 декабря 1750, был женат на…» и так далее. Он сидел и работал над своей родословной, и, может быть, через минуту, как он написал эту чепуху, грянул роковой выстрел.
— Роковой выстрел, — серьезно повторил профессор Арвидсон. — Нет, что-то тут не так. Посмотрите на эту обстановку. Вспомните о безбедном положении господина Мильде. Я не верю, что это было самоубийство.
— Но каким образом сюда мог проникнуть убийца? — спросил банкир. — Никаких следов борьбы здесь не видно. Господин Мильде сидел за столом и должен был видеть, как убийца вошел в дверь…
Профессор Арвидсон споткнулся на этих словах. Кабинет был последней комнатой в квартире. Одна дверь соединяла его со столовой, другая — с верандой, выходившей в сад. Это была двустворчатая стеклянная дверь с мелкими металлическими переплетами, такими же, как в окнах. Крыльцо веранды спускалось в сад. Никто, кроме господина Мильде, не имел доступа в этот сад.
— Когда вы вчера вечером последний раз видели господина Мильде? — спросил профессор у Александра.
— В десять часов я подал ему рюмку ликера, и он отпустил меня.
— И вы не заметили ничего необычного?
— Нет, ничего. Господин Мильде, как всегда, пожелал мне доброй ночи. Он собирался еще поработать. Обычно он кончал работать уже за полночь.
— Если не ошибаюсь, вы живете в квартире вашей матушки?
— Да.
— Оттуда он вряд ли мог убить господина Мильде из револьвера, — проговорил банкир, обращаясь к профессору.
Арвидсон кивнул.
— Да, вряд ли это возможно. К тому же, я полагаю, что он спит, как убитый.
Банкир показал на потолок:
— А там?
— Там живу я, — ответил профессор. — Но в настоящее время моя семья находится в деревне, и в квартире живу я один. Вчера я вернулся в два часа ночи. К тому времени господин Мильде был, по-видимому, уже мертв. А вот сад… — проговорил он задумчиво.
Он подошел к окну и выглянул в сад. Это был идиллический островок в каменной пустыне города. Высокие густые кроны почти скрывали стены соседних домов. По зеленому травяному ковру скользили большие солнечные пятна. Листья трепетали от ветра, к его мелодичной песне примешивались далекие звуки города — громыхание телег, голоса, звон церковных колоколов. И гудки пароходов в порту. Площадь Святой Анны была расположена недалеко от гавани.