Я, тяжело дыша, оглядываюсь вокруг, удивленная, что озеро все ещё на месте: не вскипело и не испарилось от огненного ада моих воспоминаний. Провожу слабой рукой по лбу, платье противно липнет к спине.
В этот момент массивная решетка надвратной башни со скрипом поднимается над головой, роняя на разгоряченное лицо холодные капли, и мы проезжаем под «смоляными носами» и бойницами. Короткий темный тоннель выводит в передний двор к доку и выстроившейся вдоль канала толпе. Люди приветственно кричат, раскручивают трещотки, машут зажженными лучинами, напирают друг на друга, пытаясь разглядеть будущую королеву и прибывших с ней гостей. Все это видится мне словно бы в тумане, картинка расплывается по краям, а звуки приглушены. Всюду мельтешение, в небо срываются нестройной стаей оранжевые фонарики, в нас летят ленты и венки барвинков. Потом ещё одна надвратная решетка, и канал сворачивает к трехэтажному паласу, за которым высится донжон.
Здесь людей уже на порядок меньше и ведут они себя более сдержанно.
Это канал для почетных гостей, оканчивающийся возле центрального жилища. Ступени спускаются до самой воды, где лестницу стерегут два мраморных грифона.
На верхней площадке у входа в палас застыли четыре фигуры в богатых одеждах: король, смазливая девушка лет четырнадцати, наверное, его сестра Бланка, юноша с каштановыми кудрями и серьёзным лицом с правильными мягкими чертами… Мой взгляд остановился на четвертом, облаченном в темно-изумрудный упелянд до земли, отороченный соболиным мехом, и сердце исступленно забилось. Я-то думала, что едва его узнаю. Что годы согнули его, иссушили, убелили сединами и превратили в дряхлого старика, ведь с нашей последней встречи для меня прошла целая жизнь. Но он совершенно не изменился: те же золотистые без единой серебряной нити волосы, короткая борода, скорее даже щетина, высокая широкоплечая фигура, проникнутая небрежным спокойствием, и внимательные серые глаза. Когда они скользнули по мне, я забыла дышать. Узнает ли он девочку, некогда отчаянно молившую взять её в жены?
Но взор регента быстро перебежал на будущую королеву и сосредоточился на ней. Почувствовав руку, я обернулась. Людо. Он успокаивающе сжал моё плечо, и в лихорадочном блеске глаз брата я увидела отражение разрывавшего меня чувства.
Взгляд снова притянуло к стоящему на крыльце человеку — все прочие перестали существовать. Казалось, я сейчас упаду или закричу, или ладья перевернется от сотрясающей меня дрожи. Слава Праматери, он дожил до этого дня, не преставился от какой-нибудь глупой болезни или несчастного случая!
Ведь целых семь лет каждую ночь я видела его во снах и, просыпаясь, разбитая, опустошенная, грезила о встрече. Мечтала о том мгновении, когда всажу кинжал в его черное сердце по самую рукоять и скажу:
«Ты пришел в наш дом, как гость, и подло ударил в спину. Ты убил все, что было мне дорого, лишил будущего, семьи и веры и за это умрешь»
Людо, когда я с ним поделилась, сказал, что речь слишком длинная, а клинок может соскользнуть с ребер, поэтому лучше молча ударить в печень, как он меня учил, и провернуть. Для него важен сам факт, но только не для меня, мне этого мало.
В моем воображении из разверстой раны текла темная и густая, как смола, кровь. Руки шарили по груди, тщась выдернуть кинжал, а в глазах метался ужас и стыд. О, Бодуэн Скальгерд непременно умрет, но сперва увидит свой дом в руинах, королевский род угасшим, а всех, кого любит, отбывшими в Скорбные Чертоги. Если такие, как он, вообще способны любить.
Ещё в моих мечтах у него был сын, гордость и надежда отца: красивый золотоволосый сероглазый малыш, которому я перережу глотку у него на глазах, потому что нет ничего больнее, чем терять тех, в ком течет твоя кровь. А регент должен страдать стократ сильнее, чем страдала я. Из-за него прежняя Лора умерла семь лет назад, сошла с ума от горя, и вместо неё на свет появилась новая, та, в чьих жилах — ненависть, а в душе вечная ночь. С того дня прежний мир раскололся на два: первый тесен, в нем есть место только для меня и Людо, а второй населен всеми остальными людьми, считающими нас с братом проклятыми выродками. А когда люди во что-то верят, их нельзя разочаровывать.
Как во сне, мои ноги поднимаются по ступеням, руки машинально придерживают подол, то и дело выскальзывающий из потных пальцев. Кажется, я кому-то что-то отвечаю, возвращаю приветствия, и мой голос звучит на удивление спокойно.