— Сегодня она поймала двух хомячков, — сообщила девушка, — и полевку, а летает пустельга, — продолжила она, повернувшись к нему, — совершенно бесшумно. Зверькам не слышно ее приближения.
Воодушевленный ее взглядом, репетитор осмелел. Его пальцы коснулись рукава жакета, переместились на спину и, наконец, спустились к талии. Обняв девушку так же крепко, как она сжимала его руку, он постарался привлечь ее к себе.
— Как вас зовут? — спросил он.
Она отстранилась, но он еще крепче обнял ее.
— Не скажу.
— Скажете.
— Отпустите меня.
— Сначала скажите.
— И тогда вы отпустите меня?
— Да.
— Откуда мне знать, сударь репетитор, что вы сдержите свое обещание.
— Я всегда выполняю обещания. Я человек слова.
— Вы также человек, распускающий руки. Повторяю, отпустите меня.
— Сначала ваше имя.
— И тогда вы освободите меня?
— Да.
— Отлично.
— Там вы скажете?
— Да, меня зовут…
— Как?
— Энн, — то ли ответила, то ли вздохнула она, одновременно с его словами:
— Мне нужно знать.
— Энн? — быстро повторил он, словно пробуя на вкус такое знакомое и все-таки уже странное имя. Так звали и его сестру, умершую два года назад. Он осознал внезапно, что со дня ее похорон ни разу не произносил это имя. И на мгновение ему вновь ярко вспомнились стекающие с тисов дождевые капли на мокром церковном кладбище и черный провал земли, разрытой для завернутого в белый саван тела, такого хрупкого и маленького. Оно казалось слишком маленьким, чтобы остаться там под землей в полном одиночестве.
Хозяйка пустельги, воспользовавшись минутным замешательством репетитора, резко оттолкнула его; он упал на тянувшиеся вдоль стен полки. Породив своим падением череду странных, отдающих эхом постукиваний, словно раскатились по своим лункам многочисленные игровые кости или мячи. Оглянувшись вокруг, он смутно различил на полках какие-то округлые, плотные плоды, типа шариков с ножкой. И неожиданно понял, какой знакомый запах здесь витал.
— Яблоки, — удивленно произнес он.
Она усмехнулась, стоя напротив него и опираясь локтями на заднюю полку, находившуюся рядом с птичьей присадой.
— Мы в яблочном амбаре.
Подняв одно яблоко, он рассмотрел его, вдохнул характерный запах плода, резкий и кисловатый. Перед его мысленным взором промелькнуло множество прошлогодних образов: опавшие листья, влажная трава, древесный дым, кухня его матери.
— Энн, — повторил он, вгрызаясь в яблочную плоть.
Девушка улыбнулась, и он осознал, что ее легкая улыбка и соблазнительно изогнутые губы одновременно восхищают и сводят его с ума.
— Это не мое имя, — проронила она.
С шутливым возмущением, смешанным с реальным облегчением, он опустил яблоко.
— Но вы же назвали его.
— Не называла.
— Нет, назвали.
— Значит, вы плохо слушали.
Отбросив наполовину съеденное яблоко, он шагнул к ней.
— Сейчас же признавайтесь, как вас зовут.
— Ничего не скажу.
— Скажете.
Он положил ладони ей на плечи и, пробежав жадными пальцами по ее рукам, заметил, как она задрожала от его прикосновений.
— Вы скажете мне, — заявил он, — после нашего поцелуя.
— Самонадеянно, — склонив голову набок, заметила она, — а что, если мы не будем целоваться?
— Но мы же поцелуемся.
И вновь, завладев его рукой, она сжала его ладонь между большим и указательным пальцами. Приподняв брови, он пристально посмотрел на нее. На лице ее запечатлелось такое выражение, словно она читала какую-то на редкость сложную книгу, пытаясь расшифровать и понять ее загадочный текст.
— Гм-м-м, — протянула она.
— Что вы делаете? — спросил он. — Зачем вы так странно сжимаете мою руку?
Нахмурившись, она устремила на него прямой, испытующий взгляд.
— В чем дело? — спросил он, внезапно встревоженный ее молчанием, сосредоточенностью, ее странным рукопожатием. Яблоки спокойно лежали в гнездах вокруг них. Пустельга, настороженно прислушиваясь, недвижимо сидела на своей присаде.
Женщина подалась к нему. Она выпустила его руку, и вновь у него возникло болезненное ощущение слабости, беззащитности и опустошенности. Не вымолвив ни слова, она вдруг сама поцеловала его. Он почувствовал мягкие изгибы ее губ, твердость зубов, невероятную гладкость кожи лица. Но она быстро отступила.