— Я слышала, — продолжила она с обдуманной сдержанностью, — что вы ходите вместе гулять. После твоих уроков. Правда?
— И что с того? — не глядя на нее, буркнул он.
— По лесу гуляете?
Он пожал плечами с неопределенным видом.
— А ее мачеха знает?
— Да, — сразу, слишком быстро ответил брат и, помедлив, добавил: — Не знаю.
— А что, если…
Элиза задумчиво умолкла, сочтя свой вопрос слишком неловким; сама она имела смутное представление о том, что он может означать и какие важные действия или последствия может повлечь за собой.
— А что, если вас кто-то увидит? Пока вы гуляете там?
— Ну и пусть увидят. — Он опять пожал плечами.
— И тебя не останавливает такая мысль?
— С чего бы?
— Братец… — начала она, — тот овечий фермер. Разве ты не видел его? Он же такой здоровенный. Что, если он решит…
— С чего это ты так беспокоишься? — удивился брат, махнув рукой. — Он почти всегда пропадает на пастбищах со своими овцами. За все время, что я ходил в «Хьюлэндс», мне ни разу не довелось столкнуться с ним.
Скрестив руки, она вновь искоса глянула на скомканные бумажки, но не смогла понять смысла написанных на нем строк.
— Сомневаюсь, известно ли тебе, — робко заметила она, — что люди говорят о ней, однако…
— Мне известно, что о ней говорят, — отрывисто бросил он, прервав сестру.
— Многие утверждают, что она…
Он резко выпрямился и внезапно покраснел.
— Все это вранье. Полное вранье. Меня удивляет то, что ты придаешь значение такой пустой болтовне.
— Извини, — удрученно воскликнула Элиза, — но я просто…
— Все это вранье, — продолжил он, словно не слышал слов сестры, — распространяла ее мачеха. Она так завидует ей, что извивается как змея, лишь бы…
— Я испугалась за тебя! — закончила она.
— За меня? — Озадаченный, он пристально взглянул на сестру. — Но почему?
— Потому что… — Элиза помедлила, пытаясь упорядочить свои мысли, анализируя все слухи, — потому что наш отец никогда не согласится на это. Ты сам знаешь. Мы же в долгу перед той семьей. Отец даже никогда не упоминает их имени. А еще из-за того, что болтают о ней. Сама я не верю этому, — поспешно добавила она, — конечно, не верю. Но все-таки мне тревожно. Говорят, что ничего путного из этой вашей привязанности не выйдет.
Словно подкошенный, он опять плюхнулся на тюки с шерстью и закрыл глаза. Брат вдруг весь задрожал, но Элиза не поняла, то ли от ярости, то ли от иного возмущения. Они долго молчали. Потом она вспомнила, что еще хотела спросить, и подалась вперед.
— А у нее правда есть сокол? — с новым интересом прошептала она.
Он открыл глаза и поднял голову. Брат и сестра посмотрели друг на друга.
— Есть, — ответил он.
— В самом деле, совсем ручной? Я слышала, но не знала, можно ли верить…
— У нее живет пустельга, а не просто сокол, — порывисто произнес он, — она сама воспитала ее. А научил ее один священник. У Агнес есть специальная перчатка, и птица срывается с нее точно стрела и улетает в лес. Уверен, ты еще не видела ничего подобного. Она совершенно меняется в полете… можно подумать, что это два разных создания. На земле пустельга выглядит очень скромно, совсем не так, как в полете. А по зову Агнес птица возвращается и, полетав вокруг огромными кругами, стремительно и точно садится прямо на перчатку.
— Может, она и тебе разрешала? Надеть ее перчатку и поиграть с этим соколом?
— Пустельгой, — поправил он и кивнул, едва не просияв от гордости, — разрешала.
— Как бы мне хотелось, — вздохнув, еле слышно прошептала Элиза, — увидеть ее.
Он глянул на сестру, потер подбородок испачканными кончиками пальцев.
— Может быть, — произнес он, словно размышлял вслух, — когда-нибудь я возьму тебя погулять с нами.
Элиза пригладила платье, расправив смявшиеся складки. Ее охватил восторг, смешанный со страхом.
— Правда?
— Конечно.
— Как ты думаешь, она позволит мне запустить в небо своего сокола? Вернее, пустельгу?
— Не вижу причины для отказа. — Он задумчиво глянул на сестру. — Думаю, она тебе понравится. Вы с ней в каком-то смысле похожи.
Элизу потрясло это откровение. Неужели она чем-то похожа на женщину, о которой говорят столько всяких ужасов? Ведь только на днях в церкви она имела возможность видеть лицо хозяйки «Хьюлэндса» — все ее нарывы, прыщи и жировики, — и тогда мысль о том, что один человек способен так навредить другому человеку, ужасно встревожила ее. Хотя она не поделилась тревогой с братом, и более того, честно говоря, ей очень хотелось познакомиться с той девушкой, заглянуть в ее глаза. Именно поэтому Элиза и промолчала. Ее брат не любил, когда на него давили или подгоняли. К нему надо было подходить с осторожностью, как к норовистой лошади. Если расспрашивать его постепенно, исподволь, то обязательно узнаешь больше.