Едва в начале XV века некогда величественная и единая Золотая Орда стала терять свое могущество и начала распадаться на ряд враждовавших между собой орд, улусов и ханств, усилился поток русских крестьян, бежавших от жестокого феодального гнета за пределы государства, в «Дикое поле» (так называли русские люди степь между Волгой, Доном и Днепром). Вольные степи манили их обилием свободных земель и угодий, богатыми рыбными и звериными промыслами, а также возможностью жить за счет войн и грабежа окрестных народов.
В то время могучие и бескрайние просторы степей были настоящей целиной, покрытой роскошным убором трав. Всадник полностью скрывался в этой траве, утопал в ней как в зеленом море. Под напором ветра степь струилась как живая с волнами ковыля. Вдоль рек росли дремучие, непроходимые леса, где скрывались хищные звери: медведи, барсы, рыси. В степи бродили стада непуганых зверей: проносились могучие тарпаны — дикие лошади, быстроногие и пугливые сайгаки, дикие козы, зайцы, лисицы, волки; реки и озера были заполнены разной птицей, не боявшейся человека. В этом диком степном раздолье искали спасения разные люди, бежавшие от нищеты, войн, от своих и чужих угнетателей.
Волна за волной сменяли население этой степи разноязыкие племена и народы: скифы и сарматы, хазары, затем появились кочевые племена печенегов, кыпчаков (половцев по-русски), их вытеснили монголо-татары, а после крушения Золотой Орды в этих краях появились казаки.
Смелые, мужественные, закаленные люди приходили в степь с разных сторон искать счастья и привольной жизни. Они встречались тут с коренными жителями, соединялись, мешались с ними, в результате чего и было положено начало донскому казачеству. Перероднившись со степняками, пришельцы и видом своим стали сильно отличаться от русских людей: черноволосые, черноглазые, с кривыми ногами и острыми глазами, с речью, в которой преобладали тюркские, а не русские слова. Так как местные племена были кочевыми, то и первые казаки заимствовали их образ жизни, стали полукочевниками, обзавелись лошадьми, луком и стрелами, а позже и ружьями. Выбирали себе атаманов и ходили в широкую степь за добычей в неизведанные края. Многое они переняли от тюрков-кочевников: ловкость, смелость, умение обращаться с конем, скрываться в густой траве, «читать» следы в степи, ориентироваться по звездам, переправляться с конем через широкие реки, — и даже превзошли в этом своих учителей, ставших затем врагами.
Первоначально число русских переселенцев в южных степях было невелико, и ши в основном присоединялись к аулам кочевнике», таких же беглецов, отставших от своего рода и называвших себя «казаками», т. е. вольными, свободными людьми. Те охотно принимали в свои ряды пришельцев с севера, из Руси, как, впрочем, и отовсюду: с Кавказа, из Крыма, Польши, Украины, Литвы и других краев. Совместная жизнь, общая для всех угроза постоянных нападений врагов сплачивала их, вела к созданию своеобразных смешанных тюрко-славянских общин казаков.
На первых порах становления казачества в его среде преобладали выходцы из тюркской общины: ногайцы, крымские татары и пр. В 1538 году московские послы в Ногайской Орде отметили, что «на поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные… а и наших украин казаки, с ними смешавшись, ходят»[118]. Поэтому прав дагестанский ученый-историк М. Аджиев, утверждающий, что в своей основе казаки — это вначале люди тюркского, т. е. половецкого, или кыпчакского происхождения, в т. ч. и кумыкского, — древние кочевники степи до эпохи Золотой Орды, которые затем постепенно, на протяжении веков, в результате смешения со славянами, превратились в русских казаков[119]. Не все ученые принимают его точку зрения, но рациональное зерно в его рассуждениях, бесспорно, есть. Например, цдиим из первых известных атаманов донских казаков был некий Сары-Азман, чье имя говорит о его, безусловно, тюркском происхождении.
Но постепенно приток с севера усиливался и русские стали численно преобладать среди казаков — донских, волжских, терских, днепровских и других. Они стали все больше беспокоить окрестные народы и государства своими непрерывными войнами, набегами и грабежами. Турецкий султан, персидский шах, крымский хая и ногайские князья неоднократно жаловались русским царям на нападения казаков. Москва отвечала, что эта вольница им не подчиняется, также грабит и царских послов, купцов, торговцев, служилых людей и что с нею нужно поступать как с людьми воровскими. Тем не менее царские власти не раз использовали казаков для достижения своих военных и дипломатических целей и задач, как в случае с нападением яицких казаков на Сарайчик летом 1580 года.
119
Аджиев М. Не растерявшие себя. — Независимая газета, 1992, 10 января; Потомки половецкого народа. — Там же, 20 марта; Вокруг света, 1992, № 4–6, с 46–53.