Все это дало основание, например, Η. М. Карамзину сделать следующий «горделивый» вывод о деяниях казаков: «От Азова до Искера гремела слава их удальства, раздражая Султана, грозя Хану, смиряя Ногаев, утверждая власть Московских Венценосцев над севером Азии»[120].
Во второй половине XVI века особенно участились грабежи на Волге — главной торговой артерии государства после захвата Казани и Астрахани[121]. Волга притягивала к себе жадные взоры казаков с Днепра, Дона, Терека и Яика богатыми купеческими караванами, прибрежными городами, возможностью поживиться добычей с берегов Персии и Азербайджана.
Одним из самых известных казачьих атаманов на Волге и Оке в то время был некий Ермак. Вот к этому самому Ермаку и решили обратиться Строгановы за помощью, призвать к себе на службу его казаков для последующего использования в завоевании Сибирского ханства Кучума. То ли по подсказке, то ли по прямому поручению московского правительства в апреле 1582 года прибыл на Волгу к казакам посланец от Строгановых с предложением поступить на службу к богатым — купцам. Скорее всего правительство хотело разом убить двух зайцев: избавиться на Волге от шаек казаков и использовать их в Сибири против Кучума. И этот план удался.
На казачьем кругу, при впадении реки Самары в Волгу обсуждался вопрос — идти или не идти казакам к купцам Строгановым на службу. Строгановская летопись так передает атмосферу бурного обсуждения казачеством этого предложения: «И собрався на устье матки Самары реки, на крутом на красном берегу, на желтом на сыпучем на песочку, не ратная труба протрубила, говорил атаман Ермак Тимофеевич: «О, есте, братцы атаманы и казаки донские, яицкие, волжские и терские, думайте думу, братцы, с цела ума, чтоб на не процуматца: на Волге нам жить — ворами слыть, а на Дону нам жить — казаками слыть, а на Яик итти — переход велик, а се добычи нет… И мы только ныне не пойдем таким честным людям на помогание, и они на нас станут писать к Москве непослушание государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа России, и государь на нас раскручинитца, велит нас переимать и по городам разослать и по темницам росшажать, а меня, Ермака, велит государь царь повесить: потому что большому человеку большая и честь бывает. А только мы государю царю вину принесем, а таких честных людей послушаем и к ним на спомогание пойдем, и они об нас станут писать милостивыя и благоприятный словеса к государю… и государь царь до нас умилитца и отдаст нам пеню великую вину»[122].
По существу, перед казаками стояла альтернатива: или идти на службу к Строгановым и тем самым заслужить себе прощение за все прошлые грехи, или оставаться на Волге, продолжать заниматься грабежом царских и купеческих караванов и рано или поздно попасться в руки царских отрядов и погибнуть. Сам Ермак, как видно из его аргументированной речи, склонялся к тому, чтобы принять предложение купцов и пойти на Урал. Большинство казаков во главе со своим атаманом решили все-таки отправиться в дальние края, к Строгановым, заслужить себе и царское прощение, и славу новую. Немаловажное значение в этом решении сыграло обещание купцов взять казаков на довольствие, т. е. обеспечить едой, обмундированием и оружием за верную службу.
Погодинская летопись сообщает, что перед уходом к Строгановым Ермак с казаками обитал на Яике при впадении в него реки Илек, на острове Кош-Яик, в казачьем Голубом городище. Согласно этой летописи, Ермак с Яика вышел к реке Иргиз — левому притоку Волги, затем по Иргизу добрался до Волги, по ней поднялся до Камы, а оттуда до городков Строгановых на реке Чусовой[123].
Купцы встретили их гостеприимно, устроили изобильный пир, не скупились на угощения и обещания в обмен на верную службу. Так у Строгановых появились вольные казаки во главе с атаманом Ермаком. Рассказывают, что Ермак якобы даже женился на одной из внучек купца Аники Строганова. По большинству источников Ермак вообще не имел семьи.
Так назвала Ермака одна из сибирских летописей. Родом он точно был неизвестен, а вот насчет души его необходимо разобраться, действительно ли он был таким, каким его изображала российская буржуазная историография и изображает нынешняя: великодушным, мужественным патриотом родной земли, отдавшим жизнь за интересы русского народа, — или образ Ермака все-таки несколько другой. Ермак мифический и Ермак реальный — это два совершенно разных портрета.
121
Между прочим, в сказаниях донских казаков утверждается, что Ермак будто бы участвовал в захвате Казани. — См.: Тумилевич Г. И. Донские предания о взятии Ермаком Казани. — В кн.: Филологические эподы. — Росте», 1972, с. 137–149.