На роскошном крыльце усадьбы меня вышла встречать целая делегация. Первыми стояли мои верные владетели, все в тех же европейского покроя нарядах. Далее за ними была группа пока незнакомых мне русских офицеров, в знакомых по многочисленным историческим фильмам мундирах зеленого цвета. Рядом присутствовала пара роскошно наряженных пузанов, надо полагать, хозяев поместья с небольшой свитой прислуги. Вот собственно и все. После недолгого ритуала приветствия и знакомства с радушными поляками, мои воины охраны бережно переложили меня на носилки, и занесли в дом. На первом этаже для меня выделили неплохую просторную спальню. Видимо, из нее удалили лишние предметы интерьера, поскольку, кроме кровати со старомодным балдахином поверху и пары шкафов, там ощущалась некоторая пустота. Зато, присутствовала смежная небольшая комнатушка для прислуги, где расположилась пара моих охранников. Одного звали Алтан, другого Бамбар. Оба были из уважаемого рода потомственных ханских воинов-кеточинеров, считай, гвардейцев.
После короткого разговора с семейством польского пана, ко мне напросился русский офицер Семёнов, куратор моего войска от русского командующего. Прежде чем ему позволили войти, меня поудобнее усадили на кровати, а нойон Эрдем, принявший на себя временную опеку надо мной вместо отсутствующего Тагира, кратко проинформировал по его поводу.
- Повелитель, этот Семёнов встречался с тобой только пару раз. Все приказы и распоряжения фельдмаршала Бутурлина передавались через покинувшего нас Рабдана, а не лично. Поэтому, тебе не о чем волноваться. Сам же он представляется мне больше воином, нежели соглядатаем от Экспедиции. Держись уверенно, я и твои верные охранники рядом.
Поглядев мне в глаза и дождавшись утвердительного кивка на его слова, Эрдем приоткрыл дверь, дабы впустить Семёнова. Надо сказать, что я несколько опасался встречаться с настоящим представителем русского правительства, пусть даже армейского подчинения. Однако, как позже выяснилось, мои опасения были напрасны. Вошедший человек был самым обычным на вид. Среднего роста, поджарый, коротко острижен по армейской моде. Было видно, что ему самому здесь несколько неуютно.
- Кхм. Ваша Светлость...
Сделав не совсем понятный мне реверанс со шляпой, премьер - майор встал по стойке смирно, и продолжил:
- Не хочу утомлять Вас на ночь глядя, однако, ставкой командующего, мне было поручено известить Вашу Светлость. Матушка Императрица, Елизавета Петровна... при смерти... За сим, войска было велено поскорее отвести на зимние квартиры в Восточную Пруссию, а иррегулярные части, то бишь, войско Вашей Светлости, отпустить до дому. Вот ордер!
Эрдем, находясь в некоторой прострации от услышанного, взял протянутый документ и сразу же вчитался в него. Это уже после я узнал, что все приближенные Хана умеют не только говорить на почти чистом русском языке этого времени, но и читать - писать. Это было указано еще моим уже покойным отцом для отпрысков всех знатных родов Ханства.
- Его правда, Повелитель! Война для нас закончена! Домой! - радостным голосом практически закричал Эрдем.
- Есть что-то еще? - спросил я стоящего напротив меня офицера.
- Точно так, Ваша Светлость! У меня еще при себе есть рескрипт от наследника, Петра Федоровича. Лично в руки Его Светлости, наместнику калмыцкому, Убаши Дондукову. Примите!
'Прямо как Новогодняя ночь! Время получать подарки! Даже интересно, что там мог написать наследник престола инородцу, пусть даже и высокопоставленному? Кажется, в дореволюционной России не очень-то привечали кочевников. Не зря же наши смылись обратно в Джунгарию!'.
Второе послание предназначалось лично мне, а потому, Эрдем развернул рулетки с рескриптом так, чтобы было видно только мне.
'Таак... Его Высочество, наследник... бла-бла-бла... признает тебя своим младшим братом... и приглашает на аудиенцию... бла-бла-бла... Крайне интересная писулька. Младшим братом он меня признает! Хотя, может это большая милость с его стороны? Еще и приглашает к себе! Странно, но я ничего такого особенного за Петром Федоровичем и не помню... Кто такой вообще? Хотя, если судить по войне с Пруссией, то помнится, в народе иногда вспоминали времена, когда по чьей-то неразумной воле уже взятый Берлин немцам обратно отдали! Не тот ли это чудак? И год, тысяча семьсот шестьдесят первый от Рождества Христова, мне ни о чем не говорит. Разве только то, что до войны с Наполеоном мне наверное уже не дожить'.