Александр Григорьевич Юрченко
Хан Узбек: Между империей и исламом
Структуры повседневности
Книга-конспект
«По правде говоря, за разнообразными масками, которые создает любой рассказчик, будь то историк, поэт, новеллист или мифотворец, нельзя различить лица. Он рассказывает историю, и все, что у нас есть, это история. Эту проблему нельзя решить, трактуя ее как проблему перевода. Ибо хотя мы можем перевести фотографию в живописное изображение, а живописное изображение, лишив его жизни, — в словесное высказывание, английский текст — в русский текст, мы ни во что не можем перевести действительно произошедшее (т. е. поток времени). Мы можем перевести на другой язык то, что кто-то считает произошедшим, и постараться установить эквивалентность различных переводов, по крайней мере, до определенной степени. Но мы не можем переводить реальность; ибо для этого нам в первую очередь потребовалось бы ее изображение или текст о ней. <…> Но горькая правда состоит в том, что за маской нет лица, а вера в то, что оно есть, безосновательна. Ибо любое описание лица, определенно, было бы еще одной маской. Мы не можем представить доказательства, что это подлинное "описание" лица, и каждый возможный мимолетный его образ был бы, в силу своей природы, еще одной маской»
Peter Munz. The Shapes of Time: A New Look at the Philosophy of History.
Middletown, 1977. Цит. пo: Франк Анкерсмит. Нарративная логика.
Семантический анализ языка историков. М., 2003. С. 129.
Экспозиция
Была ли Золотая Орда (исторически более оправдано название Улус Джучи) исламским государством? Действительно ли хан Узбек (время правления: 1312–1341 гг.) принял ислам и провозгласил его государственной религией? Отечественная научная традиция XIX и XX века отвечала на этот вопрос положительно. Аргументация опиралась на свидетельства мусульманских египетских и сирийских историков XIV в. На каких основаниях принимается на веру корпус мусульманских известий? Основания просты — отсутствие сопоставимого по объему и содержанию корпуса других известий, например, русских или византийских. И второе — полное отсутствие внутренних джучидских источников, где бы излагалась политическая доктрина и событийная история Улуса Джучи. Монгольскими текстами, повторяю, мы не располагаем. По этой причине внешние источники заполняют пустоту. Налицо подмена понятий, поскольку внешние наблюдатели не имели цели показать истинную картину внутренней жизни Орды. Не сложно показать тенденциозный (я бы сказал изощренно тенденциозный) характер сочинений мусульманских авторов, интересующихся историей Улуса Джучи. Вокруг этого вопроса и ломаются копья. Истинный интерес представляют совсем другие исторические свидетельства, а именно, немногочисленная коллекция собственно монгольских имперских артефактов. Речь идет о серебряной пайцзе хана Узбека и ярлыках Узбека, сохранившихся в Венецианском архиве в переводах на латынь. В документах канцелярии Узбека не содержится и намека на исламские предпочтения хана. Расхождение между внешними и внутренними источниками требует объяснения, что и является предметом нашего исследования.
Для научного добросовестного исследования нужно собрать и издать весь корпус исторических документов времени правления Узбека. Это и письма римского папы Бенедикта XII к хану Узбеку, его старшей жене Тайдуле, и его сыну Тинибеку, отправленные в 1340 г., и изображение Узбека на портолане Ангелино Дульцерта (1339), известия латинской книги «О Великом хане». Ни один из этих источников не упоминается в современных исследованиях об Узбеке, публикуемых в Татарстане и Турции.
Поскольку отсутствуют имперские концептуальные исторические сочинения эпохи правления хана Узбека, а наличные свидетельства крайне немногочисленны, то спор рискует свестись к мелким препирательствам. Дабы не погрязнуть в мелочах, следует принять во внимание картину мира монгольских правителей.
Два концепта, два призрака, Всемирный Халифат и Монгольская империя столкнулись в борьбе за обладание над степным поясом Евразии. Это была битва идей, а не битва мечей. Речь шла о принципах легитимации власти. Доминировала империя с идеей небесного мандата, ибо обладала очевидным военным ресурсом. Ее внешним проявлением был расцвет, я бы сказал, роскошь всаднической культуры. Существование городов, с их иным культурным и религиозным потенциалом, не тревожило кочевую элиту, осознававшую свое превосходство. Противостояние военной и административной элит можно охарактеризовать как конфликт целей. Символически он выглядел так. Для европейцев хан Узбек был императором, для мусульман — султаном. Стоит ли уточнять, что за этими титулами стоят разные стратегии, разное видение мира, в идеальной перспективе — Империя или Халифат. Ислам обладал ресурсами, как во владениях Узбека, так и вовне. Узбек, как ему казалось, использовал эти ресурсы в собственных целях. Мусульмане трактовали ситуацию в свою пользу. Корпус составленных ими текстов пронизан идеей Халифата. Историческая реальность принесена в жертву высшей идее.