После кратковременного царствования Байду (1295 г.), покровителя христиан, на престол вступил Газан-хан (1295–1304), при котором ислам в государстве персидских монголов окончательно получил значение государственной религии. При нем же впервые выдвинулся Рашид-ад-дин.
Юный монгольский хан (он умер на 33-м году жизни) несомненно был замечательной личностью не только для своего времени. Самый некрасивый и малорослый среди своих воинов, он всех их превосходил храбростью, до конца оставался монгольским патриотом, был одним из лучших знатоков преданий своего народа и в то же время обладал познаниями во всех ремеслах и науках, известных мусульманам. Он составил план постройки обсерватории, занимался философией, медициной и естественными науками, собирал во время охоты растения и установил факт существования в Персии многих целебных трав, которые раньше привозились из Китая, Индии и Туркестана. Из языков он, по-видимому, хорошо знал только свой родной монгольский, но ему были несколько знакомы и другие языки, притом не только языки его подданных, персов и арабов, но также индийский, кашмирский, тибетский, китайский и франкский (французский). Финансовые реформы его царствования, благодаря которым доходы государства увеличились почти на 25 %, были произведены при его непосредственном участии; он входил сам во все мелочи государственного управления и с утра до вечера сидел за документами о государственных доходах и расходах, внося свои заметки и поправки.
То, что говорят Рашид-ад-дин и другие авторы о Газан-хане, свидетельствует, однако, не только о его дарованиях, но и о его беспокойном, нервном темпераменте, несомненно тяжелом для окружающих. Неограниченная власть в руках такого человека иногда должна была становиться источником бедствий для его подданных, особенно для его приближенных. Как замечает д'Оссон, в части "Сборника летописей", посвященной событиям этого царствования, нет ни одной страницы, где бы не говорилось о предании смертной казни того или другого сановника. <…>
История монголов была уже готова вчерне, когда Газана похитила смерть (в воскресенье 11 шавваля 703/17 мая 1304 г). С содержанием книги автор, очевидно, знакомил государя по мере ее составления, и Газан, насколько известно, был вполне доволен трудом своего министра. Теперь казалось необходимым посвятить труд брату и преемнику покойного, султану Мухаммеду Худабенде, принявшему монгольское прозвание Улджэйту; но новый государь сам пожелал, чтобы книга оставалась посвященной его предшественнику и чтобы хутба (т. е. предисловие, с обращением к властителю) по-прежнему была "украшена титулами" этого государя.
Едва ли молодой султан (он родился в 1282 г.) руководствовался при этом благоговением к памяти своего брата. В противоположность Газану, Улджэйту, несмотря на принятие ислама, оставался монголом прежнего типа и разделял языческие верования своего народа, в том числе и чувство страха перед вещами, оставшимися после покойника; у монголов даже имя умершего в течение некоторого времени оставалось заповедным, ни никто не смел его произносить. Этим объясняется, почему в "Сборнике летописей" и в предисловии к нему, кроме тех мест, где прямо говорится о смерти Газан-хана, автор везде говорит об этом государе как о живом лице и присоединяет к его имени или титулу формулу: "Да сделает Бог вечным его царствование"»[45].
По мнению В. В. Бартольда, при Улджэйту (Ölžeyitü) государством управляли военачальники, султан интересовался только охотой и если беседовал с учеными, то только о религиозных вопросах. Через некоторое время султан подпал под влияние шиитов; с 1310 г. в Персии стали чеканиться монеты с шиитским символом веры и с именами двенадцати шиитских имамов[46]. Улджэйту принял шиизм имамитского толка, правда частным образом: ему не удалось сделать толк имамитов государственным исповеданием благодаря сопротивлению суннитских факихов (шафи'итов и ханифитов) и персидской феодальной знати, тогда в большинстве державшейся суннизма[47].
47