Я почувствовал, как по щекам у меня текут слезы.
Томер. Маджид. Я потерял сразу двоих — и своего друга, и свою любовь — за каких-то пятнадцать минут.
Я сам, своими руками, убил человека, которого любил больше всего на свете.
Осознание этого буквально раздавило меня.
Дальше я уже мало что помнил.
Помнил, что мы как-то вернулись на базу. Дори что-то втолковывал мне — судя по всему, он понял, что в здании был посторонний, и теперь пытался что-то с этим делать, как-то вытащить меня сухим из воды.
Я не знаю, на какие жертвы он пошел, что именно наврал всем, включая своих собственных командиров, всему штабу, родителям Маджида — словом, всем, кто был замешан в этом грязном деле.
Я сам был маловменяемым, и ни на что не реагировал. Меня под шумок быстро отослали домой, и постарались сделать все, чтобы имя мое не оказалось ни в одном из рапортов об операции — спасибо тому же Дори.
Экзамены я отменил, взял академический отпуск на год. Хотел просто бросить все, но родители смогли достучаться до меня и убедить сделать перерыв.
Самым тяжёлым были похороны. Я пошел и к Томеру, и к Маджиду. Не знаю, как я вытерпел этот ад. Кроме его сестры, о нас никто не знал, поэтому я был просто одним из толпы, на меня никто не смотрел. Но рыдания его матери и сестры раздирали меня на мелкие клочки. Я съежился в каком-то углу, чтобы не видеть, не слышать, не осознавать, что убийца, которого они тут проклинают раз за разом — это я. Я каждую секунду жалел, что пришел — но не придти не мог.
Похороны Томера были не менее трагичными. Не хочу вспоминать. И никакая свершившаяся месть не сделала скорбь по нему легче.
После похорон я поехал домой и заснул. Спал, просыпался, и засыпал снова. На звонки не отвечал.
Вещи Маджида забрала Эмма, а мне протянула ключи от его машины.
— Бери, он хотел бы, чтобы она была твоей. Документы сам переведи на себя.
Я не хотел брать, но она просто кинула ключи на стол и ушла.
Сначала хотел продать машину, потом, когда сел в нее и разрыдался от запаха его духов — оставил. Пару месяцев она просто стояла у меня под окнами, потом я начал ее водить. Сначала украдкой, как вор. Потом привык.
К сентябрю мои родители поняли, что со мной неладно. Они думали, что на меня так подействовала смерть друга, валили все на посттравматический синдром после военной операции. Никто не знал, что там случилось на самом деле. Даже Дори не знал всей правды.
После того, как все средства были испробованы, ко мне заявился дед. С тех пор, как мои родители перебрались в Бней Брак, он жил отдельно, но услышав от них о том, что я совсем отбился от рук, просто собрал свои вещи и переехал ко мне.
Только ему я смог рассказать все, что произошло. Мне казалось, что мы поймём друг друга — два преступника, скрывшихся от справедливого наказания.
Я был и прав и не прав.
Он понял и принял все, не обвиняя меня, и сохранил мою тайну так же, как я хранил его.
Но он также считал, что мне нужно взять себя в руки и двигаться дальше. И чем больше времени проходило с того лета, тем сильнее я чувствовал его разочарование во мне.
Так прошло почти пять лет.
========== Глава 5 ==========
Глава 5
За пять лет боль улеглась. Я смог закончить учебу, заодно выучился и на переводчика. Я заново научился общаться с людьми, улыбаться, разговаривать по телефону с родителями — изредка.
Научился не плакать каждый день. Научился жить с фактом, что я — убийца.
Мне помог в этом дед.
Он терпеливо выслушивал мой спутанный поток мыслей вслух, все мои «если бы в тот день», все «я виноват, что» и так далее.
Иногда говорил что-то вроде:
«Он сам должен был иметь голову на плечах и не лезть туда» или «А если бы тот тип тебя прикончил бы?» Или: «Ты же не знал».
Это мало помогало.
Однажды он сказал:
— Да, Миха, ты убийца. Хочешь себя наказать? Вижу, что хочешь. Тогда живи с этим всю жизнь. Делай все, что от тебя требуется, и даже больше. Я так живу, как видишь. А больше ты ничего сделать не можешь.
Это было правдой, и это помогло.
От резервной службы меня освободили подчистую — тут тоже постарался Дори. Я позвонил ему после этого, чтобы поблагодарить. Он сказал:
— Не вздумай кому-то пикнуть о том что там было, Миха. Мы все за это дорого заплатим. Понял меня? Забудь. Живи.
— Я понял — отозвался я. Даже если у меня были мысли пойти с повинной к родителям Маджида, к армейским командирам или ещё куда-нибудь, после этого разговора я понял, что потяну за собой слишком много людей.
Моя жизнь, конечно, не стала прежней: я оставил мысли о работе в компании — почти пять лет у меня не возникало никакого желания работать с другими людьми. Эти пять лет я тщательно избегал отношений, длящихся дольше, чем пару встреч. С семьёй тоже старался не встречаться слишком часто — большинство их разговоров сводилось к теме обустраивания моей личной жизни, и к тому, что мне обязательно нужен хороший еврейский мальчик, или девочка — смотря, кто со мной об этом заговаривал.
Такие разговоры были невыносимы — и на продолжительное время мои контакты с семьёй практически свелись к нулю.
Дед мой тоже не жаждал с ними общаться. Так мы и жили вместе.
Хотя Яков не давил на меня, как мои родители, желая, чтобы я поскорее остепенился и нашел бы себе пару, его рефреном было: «хватит страдать».
Он считал, что моя зацикленность на его прошлом, как и на моем преступлении, есть признак слабости моего характера.
— На что я терпеть не могу эту Цилю — сказал он мне как-то раз — но эта женщина пережила потерю всей своей семьи, включая собственного годовалого ребенка. Родила ещё троих детей. А ты? Посмотри на себя, тряпка.
— Она не убивала своих родных — возразил я — она просто была жертвой обстоятельств.
— И в таком случае ей, конечно, было куда легче, чем тебе — саркастично ответил мне дед.
Я заткнулся. Что я мог сказать, он был прав.
Скорее всего, дедовские методы помогли — раны затянулись, нестерпимое чувство вины притупилось. Да и не может человек жить столько лет, думая только об одном и том же. Я и сам понимал, что готов отпустить прошлое.
Во всяком случае, когда Гай позвонил мне вечером с известием, что я принят на работу, я принял его предложение, не раздумывая.
— Приходи завтра в девять утра — сказал он, поздравив меня — а сегодня отдохни, у тебя будет тяжёлый день.
— Спасибо за совет, и за работу — отозвался я. Посмотрел на деда. Тот с интересом прислушивался к беседе.
— Ты доволен? — спросил я его, закончив разговор.
Он пожал плечами.
— Ещё рано говорить. И, Миха.
— Да?
— Будь осторожен.
Я не понял.
— Не вывали на него всю ту историю.
Я не поверил своим ушам.
— Ты серьезно думаешь, что я могу такое сделать?
— Не думаю. Но предупредить обязан.
— Я не проговорюсь — ответил я.
На следующее утро я проснулся за час до будильника. Не мог заснуть, представлял себе свой первый день на работе. Пытался предугадать различные ситуации, и как себя буду вести в том или ином случае.
Потом понял, что занимаюсь полной ерундой, встал и пошел умываться.
Дед тоже уже был на ногах, и молча поставил передо мной кружку с кофе и тарелку с бутербродами.
— Спасибо — сказал я.