— Не дай никому сесть тебе на шею — напутствовал он меня.
— Не дам — пробормотал я.
Вышел из дома раньше, чем планировал, и доехал довольно-таки быстро. Получалось, что я приехал за полчаса до назначенного времени.
Включил радио, и сидел ещё минут двадцать, наблюдая за входом в здание, где находится офис компании.
Наконец, увидел Гая, который подошёл к зданию со стороны стоянки. Он меня не заметил. Вместо того, чтобы сразу зайти вовнутрь, он вытащил пачку сигарет и закурил.
Я посмотрел на часы. Мне пора было заходить — не хотелось опаздывать в первый же день.
Я заглушил мотор и вышел из машины.
Гай увидел меня, когда я подошёл уже к самым дверям здания.
— А, Миха. Доброе утро. Добро пожаловать, и удачи. Иди наверх, я скоро приду и проведу тебе ориентацию первого дня. Познакомлю с нашими сотрудниками.
— Спасибо.
Я пожал ему руку и поднялся наверх.
В небольшой кухне я приготовил себе кофе, и, дождавшись Гая, прошел с ним в его кабинет.
Первый день прошел в суете и бюрократических делах: чтение и подписание договора, знакомство с сотрудниками, обычные разговоры и расспросы.
Наконец, около одиннадцати часов, я смог сесть за свой рабочий стол в небольшом кабинете, включить компьютер и начать работать.
Работа была нетрудной, но всё-таки все было мне непривычно. Было странно сидеть тут, понимая, что невозможно пойти прогуляться в парке под домом, принять душ, прилечь минут на пять. За стеной раздавались звуки телефонных звонков и разговоров, смех, стук по клавиатуре. Звуки офиса.
Я включил тихую музыку в наушниках, чтобы заглушить все лишние помехи, и углубился в работу с головой.
Вечером ко мне зашёл Гай.
— Ну как тебе первый день на работе?
Я посмотрел на часы. Было почти семь вечера.
— Неплохо.
— Ты не вышел пообедать днём? — спросил он.
— Вышел, купил внизу сэндвич.
— Я имею ввиду, с коллегами.
— Это обязательно? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос не звучал слишком жалобно.
— Нет, конечно — рассмеялся он — просто подумал, что ты мог бы так быстрее со всеми познакомиться. Но как тебе удобнее. Я понимаю, что после долгих лет работы из дома трудно стать душой компании. Так что — не волнуйся. Делай все, как хочешь.
Я облегчённо кивнул. Не то, чтобы я был против общества других людей. Наоборот, я согласился на эту работу, чтобы хоть с кем-то общаться, кроме своего деда. Но мне все же требовалось какое-то время.
Мы с Гаем тем временем вышли из офиса и пошли на стоянку, где стояли наши машины.
— Подвезти тебя? — спросил он.
— Я приехал на своей — отозвался я.
— Если хочешь, я могу заезжать за тобой по утрам, подвозить до работы. Мне нетрудно — сказал он.
Мне стало не по себе.
Нет, я прекрасно понимал, что он показывает свое расположение. И что он явно был во мне заинтересован. Но я сам был к этому не готов. Абсолютно не готов. По крайней мере, пока.
— Не стоит, я предпочитаю водить сам. Мне надо идти, увидимся завтра — сказал я, стараясь поставить точку на этом разговоре.
Он задумчиво кивнул мне, и смотрел, как я иду к своей машине.
Дома меня ждали дед и горячий обед. После обеда я понял, что устал за этот день сильнее, чем ожидал. Лег спать пораньше, но на свою беду, проснулся посреди ночи.
Пошел на кухню попить холодного сока.
И услышал то, что не слышал уже много лет — голос деда, говорящего во сне.
Стиснул зубы, мечтая заткнуть уши, как ребенок.
Из всей нашей семьи только я знал немецкий достаточно, чтобы понять, что говорит во сне мой дед.
Моя бабушка, на свое счастье, всю свою жизнь спала по ночам как убитая.
Отец и его сестры были очень сильно предубеждены против всего немецкого, и язык не учили из принципа, как и многие в их поколении. Их не особо интересовало то, что Яков Розенберг говорил во сне — что хорошего может сказать человек, выживший в концлагере?
Мои братья вообще не особо дружили с иностранными языками.
Со мной дед смог утолить свою тоску по родному языку. Я схватывал языки легко, и быстро стал понимать все, что он говорил. В детстве я мог даже неплохо разговаривать на немецком, но позже много чего забыл из-за отсутствия практики, и теперь у меня оставался в основном пассивный запас.
Дед научил меня на свою беду — он не знал, что разговаривает по ночам.
Мне хватило одной ночёвки у бабушки и дедушки в семнадцать лет (родители отослали нас троих к ним на ночь из-за грандиозного потопа, когда после зимнего ливня нам залило весь первый этаж), чтобы услышать то, он скрывал от всех уже полвека.
Отрывки фраз, приказы, имена. Я не хотел слышать, но дом был старым, с плохой звукоизоляцией, а я не мог заснуть на новом месте, и слушал.
В ту ночь я так и не смог заснуть.
Я не верил — не мог поверить, что такое возможно. Решил, что не так все понял.
Набирался духу более месяца.
И, в следующий раз приехав к ним, дождался, когда бабушка уйдет к соседке пить кофе, и подошёл к нему.
Разговор я начал на немецком.
— Я слышал тебя, когда ты говорил во сне.
Он даже не вздрогнул.
— В самом деле?
— Кто такой Курт Нитшке?
— Понятия не имею — ответил он.
— Ты называл его имя.
— Вот как — сказал он равнодушно. Его льдистые глаза смотрели на меня так, что мне стало очень страшно.
Больше всего мне хотелось замять этот разговор, сделать вид, что ничего не произошло. Скорее всего, я смог бы это сделать.
Но мой рот словно сам произнес:
— Ты сотрудничал с нацистами? Юденрат?
Он посмотрел на меня пару секунд молча. Потом рассмеялся. Холодно и отрывисто.
— Нет, Миха. И на твоем месте я бы закончил этот разговор прямо сейчас.
— Нет — сказал я.
— Что ты слышал? — спросил он жёстко.
Я, как мог, вывалил на него все, что услышал. И пока говорил, практически уже понял все сам.
— Бабушка знает? — спросил я шепотом, холодея от мысли, что моя любимая, добрая бабушка могла столько лет прятать опасного преступника.
— Нет. И не узнает. Ты понял? — сказал он. В ту секунду он говорил именно так, как нацисты в фильмах. Отрывистый грозный лай.
— Я понял — сказал я осипшим голосом.
— Иди к себе в комнату — приказал он.
Я повернулся и вышел из дома, даже не попрощавшись с бабушкой.
После этого я год не был у них дома — до самой ее смерти.
В школе у меня начались проблемы, и именно тогда туда вызвали мою мать.
Тайна моего деда жгла меня, не давала мне спать, дышать, учиться.
Я смотрел на своего отца и видел, как он похож на Якова. Смотрел на себя, и понимал, что и во мне его кровь обрела продолжение. Ненавидел себя за это. Моим братьям повезло больше — они пошли в мать — темноглазые, с характерным шнобелем.
К концу школы я смог взять себя в руки, и сдать все экзамены с отличием. Не оттого, что смирился с фактами, а потому, что понял, что ещё немного — и мне навяжут психолога. Почему-то я был уверен, что тот сразу же сможет выжать из меня всю правду про Якова. Сейчас я понимаю, что это было смешно — вряд ли школьный психолог стал бы копать так глубоко. Но тогда этот страх помог мне вытащить себя из того состояния, в котором я находился много месяцев.
После школы я пошел в армию — в боевые части, как и многие в нашем классе.
На похороны бабушки приехал уже в форме.
Помню, что зашёл в ее дом, и понял, что в последний раз, что видел ее, даже не попрощался с ней. Конечно, я говорил с ней после этого по телефону. Но тот последний раз…