У Дори, как у замдиректора, был кабинет попросторнее, с видом на Алмазную биржу. Сам он влился в новую работу и в новый коллектив легко и просто. Он не наводил мосты, не вел светские беседы, но тем не менее его очень скоро приняли как долгожданного руководителя. Сам директор филиала, Алон Зееви, большей частью занимался иностранными клиентами, и Дори взял на себя большую часть обязанностей директора.
Таким образом оказалось, что свободного времени у нас двоих просто не осталось.
В новом офисе за нашими спинами поначалу шептались: ситуация была внештатная. Ссылка двоих сотрудников из центрального производства на периферию подразумевала какой-то скандал, и все пытались узнать, что же там произошло.
Я быстро отшил нескольких любопытствующих и с облегчением убедился, что Дори тоже принял меры, уволив сразу двоих самых злостных сплетников — благо, политика компании позволяла увольнение по именно этой причине.
Шепотки прекратились, оставшимся сотрудникам мы сразу стали неинтересны, и рабочий ритм через некоторое время наладился.
В сентябре Дори получил уведомление на внеплановый призыв на неделю.
Я сидел в его спальне на застеленной кровати и молча наблюдал за тем, как он складывает вещи в рюкзак.
— Без тебя там скучно, — пожаловался он, проверяя, положил ли достаточно маек.
Повернулся ко мне и осёкся. Бросил рюкзак, сел возле меня.
— Хочешь призваться обратно? Я смогу это устроить, — предложил он.
— Чтобы вытаскивать тебя за уши из переделок? — ответил я кисло.
— А кто ещё, если не ты?
— Не хочу, — покачал я головой, — то, что было весело в двадцать, в тридцать уже не радует.
— Думаешь, меня радует? Или ещё кого-то из взвода? — возмутился он.
— Мне там нечего делать, — попробовал свернуть я тему, — но тебе желаю повеселиться.
Он хмыкнул.
— Тоже считаешь меня ублюдком?
— А что, нет? — спросил я с горечью. — Мы оба совершали не особо законные вещи в армии.
— Что, например? — поинтересовался он.
— Например, когда… — я сглотнул, мне не хотелось даже вспоминать о том случае, не то, что говорить этого вслух. — Когда поймали того… И надо было узнать, где вход в туннель.
— Если бы мы не узнали, — сказал Дори тихо, — половины нашего взвода не было бы в живых. Они устроили там такую ловушку, что мы с тобой сами бы не выжили. И почему ты начал вспоминать это сейчас? Думаешь, я только и занимаюсь во время призыва, что пытаю людей?
— Нет. Но тогда я мог хотя бы…
— Хотя бы контролировать меня? — завершил он недосказанное. — Тогда возвращайся и продолжай в том же духе. Я только за.
— Если я это сделаю, ты, наоборот, расслабишься. И рано или поздно всё и правда закончится закапыванием трупа. И ещё вопрос, чьего, — горько сказал я.
Он опустил голову, глядя в на носы своих армейских ботинок.
— Что предлагаешь? — спросил он, наконец. — Уйти я оттуда не могу.
Я пожал плечами.
— Ничего не предлагаю. Просто будь осторожен.
— Хорошо, — с облегчением сказал он. Поднялся с кровати и продолжил копаться в рюкзаке.
На том наш абсолютно бесполезный и бестолковый разговор был закончен.
Но я облегчения не чувствовал.
Его недавнее предложение вернуться в армию — резервистом, разумеется — не шло у меня из головы.
Теоретически, такое можно было проделать, и такое случалось. Правда, нечасто.
Практически — я не видел ни одной причины так поступить, кроме как действительно для присмотра за Дори. Но…
Я мог бы обманывать себя и говорить себе, что он в безопасности. Но прошлогодний случай с пистолетом доказывал обратное.
И ещё звонок от Двира, пару месяцев назад.
Двир, тот самый товарищ, что подошёл ко мне на кладбище во время дня поминовения, позвонил мне в конце июля. Мы с Дори как раз занимались переходом в нынешнюю компанию, и я был немного рассеян. Но мы всё же поговорили.
— Ты ещё помнишь то, что я сказал тебе тогда, на могиле Томера? — спросил он.
— Помню, — ответил я неохотно.
— Если ты ушёл, думая, что кто-то из наших тебя в чём-то может обвинить, то зря.
— Я ушёл не из-за этого, — я был краток.
— Я понимаю, что подробностей не будет — и это твое дело, — помолчав, сказал он, — но хотел кое-что добавить.
— Что?
— Это касается Дори. Вы же и во время срочной службы влипали в разные неприятности?
— Да, — сказал я, — но это было давно. Мы были юными идиотами.
— Были? — услышал я смешок Двира. — Насчёт тебя — поверю, что ты мог измениться. Но он…
— Что с ним? — спросил я, насторожившись.
— Если честно, весь последний год он ведёт себя так, словно для него закон не писан, — видно было, что Двир не хочет говорить лишнего по телефону.
— В резерве? — уточнил я непонятно зачем.
— Да, во время учений. Ну и на поле тоже. По телефону не хочу говорить.
— Почему бы тебе ему этого не сказать напрямую? Ты же зам командира, — удивился я.
— Я пытался. Мы пытались. Когда ты был с нами, то ещё как-то мог держать его в узде. Жаль, что ты ушёл.
— Он большой мальчик, — возразил я, — сможет сам со всем разобраться.
— Я слышал, что вы работаете вместе, — отозвался Двир. — Если вы общаетесь, может, поговоришь с ним об этом?
— А если он спросит, откуда я знаю?
— Мне нечего скрывать, — ответил он.
Через пару недель оказалось, что Двир был так откровенен, потому что в августе он переезжал жить в Австралию — достаточно далеко, чтобы взбешённый Зелиг не смог бы при всем своем желании до него добраться.
А вот наша беседа на опасную тему с Дори прошла далеко не мирно. Но именно в тот раз впервые прозвучала эта идея — о моём возвращении в состав резерва.
Я чувствовал, как всё во мне сопротивляется этому. Я не хотел больше таскаться на призывы, получать вызовы в самые неожиданные и неудобные моменты, влипать в неприятности и вытаскивать из них Дори. Не хотел палаток, спальников, автомата, армейской еды, скуки и ещё много чего, что я уже успел забыть.
Кроме того, то, что в двадцать лет не оставляло следа в моей душе, сейчас было бы для меня невозможным. Я вспоминал наши выходки, которые давно уже похоронил на дне памяти, и не мог поверить — неужели это были мы?
В идеале я хотел бы, чтобы Дори, как и я, ушёл бы оттуда. Но он не то, что не думал об уходе, а наоборот — метил на место командира роты.
*
Зелиг вернулся через пять дней, целый и невредимый, с кучей новых баек и сплетен.
Мы сидели в креслах в его гостиной, пили пиво и обменивались новостями — он про парней из взвода, я про работу.
— В марте будет большой призыв, скорее всего, я уже возьму себе нашу роту, — сказал он будто между прочим.
— Придётся тебе стать солидным ротным командиром, никаких больше хулиганств, — усмехнулся я.
Он не ответил, и я насторожился.
Он заметил это.
— Буду участвовать в разработке мартовской операции, — сказал он неохотно.
— Охренеть, — пробормотал я. Это на самом деле было круто.
Он устало потёр глаза.
— Жарища там была… Все глаза себе сжёг на этом солнце.
Я молча смотрел на него и понимал, что сейчас скажу то, что говорить не хочу.
— Насчёт того, о чём мы тогда разговаривали…
— Да? — рассеянно переспросил он.
Я вздохнул. Всё-таки я идиот. Куда я лезу?
— Поговори с связным офицером насчёт того, как именно я смогу вернуться в часть.