— Ты поклялся, что не будешь об этом говорить, — прошипел я, — а сейчас решил обсудить эту тему прямо тут, при целой сотне людей?
Он меня будто и не слышал.
— Как ты живёшь с этим? — спросил он. Я понял, что этот вопрос, скорее всего, не даёт ему покоя уже несколько месяцев.
— Как видишь, я пять лет сидел дома безвылазно.
— А теперь?
Я пожал плечами.
— Ты не думаешь об этом? — спросил он настойчиво.
— Думаю каждый день, — глухо сказал я, — спасибо за приятную беседу. Именно то, о чём мне всегда хотелось поговорить на свадьбе.
Он открыл рот, чтобы ещё что-то сказать, но передумал.
Я поставил тарелку и бокал на столик — аппетит пропал напрочь — и отошёл от Гая, надеясь, что больше он не приблизится.
На хупу смотреть у меня не было уже никакого желания. Я потихоньку отошёл в заросли подальше от всех, сел на прохладную каменную скамью, всю в пятнах лишайника, и принялся бездумно обрывать листья с какого-то куста, стараясь загнать поглубже в душу всё то, что вылезло на поверхность после слов Гая.
Где-то через час я наконец немного пришел в себя. Слава Богу, меня никто не искал.
Вышел и увидел, что церемония уже закончилась, и теперь все выстроились в очередь под навес хупы, чтобы ещё раз лично поздравить новоиспечённых супругов.
Я подумал, что подходить с таким настроением к новобрачным будет не лучшей идеей, и остался стоять на месте.
Ко мне подошёл Дори.
— Видел Гая? — спросил он.
— Видел, — коротко ответил я.
— Он тебе успел уже что-то сказать?
— Да.
Он задумчиво посмотрел на меня.
— Будешь страдать?
Я невольно улыбнулся.
— Уже настрадался.
— Тогда пошли за стол, я специально попросил Нету, чтобы нас посадили как можно дальше от него. И только не говори мне, что не голоден.
Я понял, что на самом деле очень голоден — так и не успел попробовать ничего с той тарелки. Чёртов Гай.
Дори подтолкнул меня к столам, и на том эпизод с его братом был забыт.
Вторая свадьба была в обычном зале торжеств, в присутствии трехсот гостей — обычное среднестатистическое мероприятие, которое не оставило у меня никаких воспоминаний. Дори со мной не пошёл, так что я просто провёл весь вечер в компании своего старшего брата, Дана. Он тоже пришёл один, жена осталась в этот раз дома с детьми.
— Что у тебя нового? — спросил он, пока я сражался с увесистым стейком.
— Всё как всегда, — мысленно я уже готовился к обычной обработке «когда наконец соберёшься жениться».
— Дед здоров? — спросил он меня вместо этого.
— Здоров, передаёт привет, — автоматически приврал я. Дед никогда не передавал никому приветов.
Он кивнул, и на том наша беседа закончилась. Я не стал задерживаться и улизнул, не дожидаясь десерта.
Чем дальше я продвигался в процессе восстановления в резерве, тем напряжённее становились наши с Дори отношения. В октябре он поехал на три дня на краткосрочные сборы — скорее всего, подготовку к операции в марте. Вернулся он в отвратительном настроении, сказал, что будет очень занят, и какое-то время мы виделись только на работе.
В середине ноября меня наконец официально вписали в список роты (той самой, которой собирался командовать Дори) и сообщили, что пошлют мне вызов на мартовские сборы в январе.
Вечером я показал своё новенькое удостоверение резервиста Зелигу — после долгого перерыва мы встретились после работы у него дома.
Он повертел карточку в руках, передал мне.
— Надеюсь, что не начнёшь мне мораль читать прямо на стрельбище? — сказал он.
Я, усталый и невыспавшийся после труднейшего отчёта на двухстах страницах перед концом года, разозлился. Какого чёрта? Почти четыре месяца он толкал меня к этому моменту, а теперь, по сути, обозвал занудой.
— Нет, но и в твои игры я играть там не собираюсь, — ответил я.
— Какие игры? — ответил он недовольно. — Иногда мне кажется, что ты считаешь меня кем-то вроде Менгеле и Пиночета в одном флаконе.
— Не считаю, — устало сказал я.
— Я не всегда действую по учебнику, но я не пытаю, не мучаю и не убиваю без нужды, — отчеканил он.
— А другие из взвода о твоей философии знают? И что по нужде ты убьешь и будешь пытать кого угодно? — спросил я зло.
— Ты стал одним из этих? — спросил он. — Прекраснодушных жителей северного Тель Авива?
— Нет. — сказал я, — но ты лезешь на рожон. Двир заметил. Не сегодня-завтра увидят и остальные.
— Так ты заботишься о том, чтобы меня не поймали? — уточнил он.
— Не только, — ответил я.
— Волнуешься о несчастных, которые пристрелили Арона? Или о том бедненьком парне, что кинул в Томера бетонный блок?
— Нет. Просто не хочу, чтобы ты повторил свой подвиг десятилетней давности.
— Это мне говорит потомок нацистского офицера, у которого руки по локоть в крови, — усмехнулся он.
— У кого именно? — уточнил я, внутренне сжимаясь и понимая, что этот разговор надо было закончить ещё десять минут назад.
— У вас обоих, — ответил он, смотря мне прямо в глаза, — будто ты сам не знаешь.
Меня будто ослепило злостью, которая, как лава, выплеснулась из моего сердца и ударила в голову. Не в силах больше сдерживаться, я со всего маху ударил его кулаком в челюсть.
Он упал, но откатился, прежде чем я успел пнуть его в бок, сразу же вскочил на ноги и сгруппировался, встав в боевую стойку.
Я покачал головой.
— Не собираюсь с тобой драться, — сдёрнул со стула свою рабочую сумку и вышел из его дома.
========== Глава 13 ==========
Глава 13
Со стороны наш с Дори конфликт был практически незаметен: на работе мы и так не пересекались, а теперь вообще постарались свести все контакты к нулю. Я в очередной раз поверил в мудрость тех, кто запрещает романы на рабочем месте. Как же мне было трудно…
В отличие от прошлого раза, с Гаем, когда мне было всего лишь немного досадно и неприятно, и я в основном опасался продолжения его расследования, теперь все было куда тяжелее. Я с трудом выносил его присутствие, в то же время глуша в душе тоску и беспокойство. Он же в свою очередь всячески старался меня избегать — как и его брат до этого. Наверное, судьбой мне было написано не ладить с Зелигами.
Первого декабря я взял на работе отгул и поехал на годовщину смерти Арона на кладбище. Вспомнил, как год назад стоял на этом же месте, а Дори маячил за моим плечом, и в рюкзаке его уже тогда был пистолет, которым он расправился с убийцей Арона — без суда и без следствия.
Я подумал, что все, по сути, началось с того пистолета. Не с Гая, не со смерти их отца. В тот момент, когда я вновь согласился прикрыть его очередное самоуправство — я открыл ящик Пандоры, который был закрыт добрых десять лет.
Я вспомнил ту весну, мне ещё не было и двадцати двух. Это был мой последний год в армии, и я просто хотел дослужить его как можно спокойнее. Но мне не довелось, как и всем, кто находился в армии в то время.
Именно тогда я в первый раз убил человека. Вооруженного, опасного. Я помнил все — до последней мелочи. Не могу сказать, что мучился этими воспоминаниями — иначе не смог бы служить в боевых частях. И потом мне пришлось убить ещё не раз.
Но это была какая-никакая, но всё-таки война, и нас готовили к этому — и физически и морально.
То, во что нас ввязал Дори немногим позже этого, было совсем иным.
Да, он сделал то же самое для меня — шесть лет назад. И может быть, я до сих пор должен был быть обязанным ему за это.
Но я не хотел больше повторения того, что было почти десять лет назад. И не хотел вспоминать об этом. Не сейчас, не на могиле друга.