Я докурил сигарету, затоптал окурок.
— Курим на часах?
Я обернулся и увидел неподалеку Зелига. Лёгок на помине.
— Привет, — сказал я.
Он приблизился, сел на стол боком ко мне.
Какое-то время мы просто молчали.
— Зоар рассказал тебе, — наконец, произнёс он.
— Рассказал, — уронил я.
— Ему было тяжело скрывать это столько времени.
— Очень порядочно с его стороны, — как я ни старался сдержаться, это прозвучало слишком ядовито.
— Я знаю, что вы переспали, — сказал он вдруг. — Не думал, что ты это так тяжело воспримешь.
Я пожал плечами. Мне не хотелось сейчас устраивать разбор полётов по поводу того, кто именно и что подумал.
— Ты, может, хочешь что-то спросить?
Я задумался. Что спрашивать? Почему он, а не я? Хороший вопрос, но бесполезный.
— Почему он в первом взводе?
— Это не касается нашей темы, — ответил он резко.
— Ты мне не ответишь?
— Нет.
Я уселся поудобнее.
— Он будет за мной шпионить? — спросил я наугад.
— Не всё в этом мире вращается вокруг Михи Розенберга, — ответил он. Но я уже понял, что попал в яблочко.
— Ты боишься, что я буду тебе мешать? Тогда выпиши мне освобождение. Я сдам снаряжение и поеду домой прямо с утра.
— Нет. У нас недобор, так что никуда ты не поедешь, — отрезал он.
— Как ты себе представляешь этот месяц? — попытался я достучаться до него. — Что я должен делать?
— То, что я прошу у тебя уже полтора года — сидеть на месте тихо и не лезть не в свое дело.
— Понятно.
Значит, он на самом деле что-то скрывает.
— Ты слишком много пропустил, — добавил он после некоторой паузы, — следующие три дня будут учебными отдельно у новоприбывших и у «старожилов». Ты будешь тренироваться с новенькими.
— Хорошо, — вот уж что мне не мешало, так это.
— В четверг мы выезжаем в лагерь. Постарайся не высовываться.
— Хорошо, — повторил я.
— И держись подальше от Паита, — заключил он.
Он серьёзно думал, что после всего, что случилось, я захочу иметь дело с Зоаром?
— Буду рад, если и он будет держаться подальше от меня.
— Я ему передам, — ответил Зелиг.
Ещё пару минут мы сидели рядом молча. Потом он поднялся.
— Пойду дальше на обход. Постарайся не курить на карауле.
— Хорошо, — теперь я вспомнил, откуда у меня было столько терпения и выдержки, ради которых меня приняли на работу в компанию Гая в первую очередь.
Все три года моей службы я имел дело с Дори Зелигом, самым занудным, придирчивым и жёстким командиром нашего батальона. Я был единственным, кто после срочной службы согласен был с ним хоть как-то общаться. Только когда мы все перешли в резерв, он немного успокоился и стал спокойнее и терпимее. Ещё я вспомнил, что Зоар ненавидел его больше всех, и рассмеялся.
Дори приподнял бровь.
— Я сказал что-то смешное?
— Нет, просто вспомнил… подпоручик Дуб… — проговорил я сквозь смех.
«Подпоручик Дуб» — обидное прозвище, которое дал Зелигу какой-то репатриант из России, заодно познакомивший нас с книгой о бравом солдате Швейке. Дори знал об этом прозвище, но ему было плевать. Странно, что я об этом забыл и вспомнил только сейчас. Хотя я много чего забыл из той поры — точнее, заставил себя забыть.
Он только хмыкнул.
— Не надорви живот. Ладно, я пошёл.
Он махнул мне рукой и исчез в темноте.
Оставшееся время до конца своей смены я провёл в созерцании окрестностей вокруг оружейной — а больше на часах делать, в общем-то, и нечего.
Утром я проснулся с бешеным недосыпом — ещё одним вечным спутником военных сборов. Наверняка есть люди, которые во время учений имеют возможность и способность днём поспать часик-другой в палатке. У меня почему-то никогда этого не получалось. Даже если я ложился днём на жёсткую раскладушку, заснуть у меня не выходило.
По недоразумению или намеренно, но меня отправили проходить стрельбы ещё раз — теперь с новоприбывшими в батальоне.
Я не сопротивлялся — и сам чувствовал, что мне требовалась дополнительная тренировка.
Как ни странно, сегодня моё настроение было куда лучше, чем вчера — даже несмотря на невеселые новости. А может, и благодаря им — самое неприятное случилось, двое моих бывших крутили друг с другом страстный роман. Так что я просто решил провести этот месяц с пользой — вернуться к уровню военной подготовки шестилетней давности и перестать себя винить. Уж в их романе я точно был не виноват.
Сегодня стрельба далась мне лучше, и я полюбовался на свою мишень с вырванной пулями сердцевиной, которую мне показали после тренировки.
— Хорошо стреляешь, — одобрительно сказал мой сосед.
— Спасибо.
— Ты тоже новенький? — спросил он.
— Не очень. Но давно не являлся на призывы.
Он улыбнулся.
— Удачи.
Тренировка для новоприбывших была интенсивнее, чем для остальных. Бег с полной выкладкой, парные бои, симуляция боя с противником, и в перерывах — целые часы инструктажа, во время которых спать хотелось невыносимо.
Хорошо, что нас хотя бы отлично кормили — некоторые умудрялись набрать вес за время таких вот учений.
Вечером я с трудом добирался до душа и падал на раскладушку, едва успев настроить будильник на ночную смену караула. Зоара я не видел, и это меня радовало.
В четверг я наконец закончил проходить по второму разу ускоренный курс молодого бойца и присоединился к своим.
Здесь всё сразу стало сложнее, потому что основное время учений занимала практика стратегии боя, а я успел отвыкнуть от этого. Впрочем, это было даже весело.
Я внезапно осознал, что вернул себе способность получать удовольствие от сборов. Несмотря на все неудобства, в этом был свой кайф — на месяц оторваться от обычной жизни, от компьютера, финансовых отчётов, деда — и просто жить вот такой нехитрой жизнью, притом получая за это почёт и уважение от окружающих. Ну и зарплату, разумеется.
К сожалению, кроме учений, была и другая сторона монеты, с настоящими боями и потерями. Об этом я старался не думать.
На первые выходные мы оставались на базе, и я получил график караула на пятницу и субботу. Кроме одиночных дежурств, мне попались два парных на вечерний патруль, и я увидел в своей паре не кого иного, как Зоара Паита.
Пойти к взводному командиру, чтобы тот поменял мне время, было немного по-детски. Я собирался попросить кого-нибудь обменяться со мной сменой, но из-за кучи других дел это вылетело у меня из головы, и вспомнил я об этом, только когда было слишком поздно: надо было напяливать на себя амуницию и топать на смену патруля.
Я шёл, ругая себя на чем свет стоял. Как я мог забыть об этом? Теперь мне предстояло четыре часа общения с человеком, от которого я искренне хотел держаться подальше.
По пути я остановился как вкопанный. Он ведь тоже не жаждет со мной общаться! Скорее всего, он сам поменяется с кем-то другим. Полный робкой надежды, я пошёл дальше.
Но меня ждало разочарование: на пыльной тропинке стоял именно Паит. Смотрел он хмуро и насторожённо, но меня это не волновало.
— Идём, — бросил я.
Мы двигались, как и тогда, десять лет назад, в полном молчании. Говорить мне не хотелось, и я только мечтал, чтобы четыре часа прошли бы в полной тишине.
Разумеется, этого не случилось.
— Миха, — начал он.
— Чего тебе?
— Хватит изображать оскорблённую невинность. Нам ещё больше трёх недель жить бок о бок. Скоро мы выходим на операцию. Если нас сведёт вместе во время экстремальной ситуации, ты так и будешь продолжать молчать?
— Нет.
— И почему ты злишься только на меня? С Зелигом, как я вижу, вы общаетесь довольно неплохо.