Ей не хотелось представлять, как папа возвращается домой один-одинешенек и входит в пустой молчаливый дом. Поэтому она стала читать книгу.
Полет прошел нормально, как и всегда.
Она вышла из секции «Прибытие» в аэропорту Сиэтла и сразу же увидела дедушку, пухлого, розовощекого и необратимо лысого. Он стоял, сунув руки в карманы вельветовых брюк. Она подбежала к нему и уткнулась во внушительное пузо.
– Все хорошо, – сказал он, обнимая ее; от него, как обычно, пахло мятой. – Все будет хорошо.
Полчаса спустя они уже ехали прочь из Такомы на дедушкиной машине. Кажется, хотя и не наверняка, это была та же самая машина, на которой он приезжал в Санта-Круз. Ему нравилось часто их менять, причем выбирая такие цвета, которые вроде бы и не имеют названия, в промежутке между бурым и илисто-зеленым; невозможно даже вообразить, что кто-нибудь захотел бы их придумать. Описать форму машины было трудно – больше всего она напоминала рисунок ребенка. Единственным постоянным признаком драндулета (как нового, так и старого, ведь их невозможно было отличить) оставалась его невероятная захламленность.
Когда дедушка открыл багажник, чтобы положить туда вещи Ханны, ему пришлось сдвинуть птичью клетку, два мешка старых будильников, сломанный DVD-плеер, множество обуви, зеленый шланг, свернутый в бухту, две большие медные пружины и чучело енота. Ханна не знала, позволено ли ей по закону сидеть на переднем сиденье, но выбирать не приходилось, потому что заднее сиденье было завалено всякой всячиной, перечислить которую было невозможно без десятифутового листа бумаги, карандаша и точилки.
Иногда дедушка сооружал странные фигурки; одна из них, собранная из внутренностей маленького телевизора, часов, игрушечной мыши и всяких штучек, названия которых Ханна не знала, красовалась на книжной полке в ее спальне. Ханна понятия не имела, что это, но фигурка ей нравилась. Раньше дедушка дарил эти фигурки родителям Ханны, но мама считала, что им самое место в гараже.
Ханна села на переднее сиденье. Вытянуть ноги не получилось, потому что в нише для ног стоял старый чемодан. Кожаный, с пыльным кодовым замком. Она вежливо спросила, нельзя ли его куда-нибудь передвинуть.
– Увы, нельзя, – ответил дедушка. – Если его сдвинуть, машина не поедет.
Как часто бывало, Ханна не поняла, правда это или нет, но в конце концов устроилась поудобнее, опираясь ногами на чемодан.
– И где ты теперь живешь, дедушка? В смысле, в какой точке света?
– Увидишь.
– А далеко туда ехать?
– Довольно далеко. Поедем живописным путем.
– А мне надо всю дорогу болтать о пустяках или лучше задумчиво смотреть в окно?
Он поглядел на нее и улыбнулся, отчего у глаз собрались глубокие добрые морщинки.
– Ну, голубушка, это уж как тебе больше нравится.
Он вывел машину со стоянки, а Ханна, сознавая, что сделает и то и другое, откинулась на спинку сиденья и вгрызлась в сэндвич, который принес для нее дедушка.
Еще совсем маленькой Ханна узнала о дедушке важную вещь – у него не было определенного места жительства. Нет, он не был бездомным, как те, кто сидел на тротуарах в Санта-Крузе, нищие, обделенные и беспризорные, унылые или озлобленные, загорелые дочерна, с опаской поглядывавшие на прохожих; мама с папой объясняли Ханне, что с ними надо обращаться вежливо и по-доброму, потому что они это заслуживают даже больше, чем все остальные. Им было негде жить, потому что не хватало денег на жилье или потому что они нездоровы умственно или физически.
Дедушка был не такой. Постоянного пристанища у него не было, потому что ему так больше нравилось. Долгое время – еще до рождения Ханны – у него был дом. Дедушка жил с бабушкой (Ханна ее не застала) в Колорадо. Наверное, даже тогда он предпочел бы менее оседлый образ жизни, но его жена считала иначе, а еще надо было растить детей – папу и тетю Зои, – поэтому пришлось довольствоваться одним домом, одной дорогой, одним набором магазинов, местных радиостанций, погодных условий, соседей и принятых в обществе норм, а еще дурацкой соседской собачонкой, которая без устали гавкала, год за годом, и до сих пор, вспоминая об этом, дедушка морщился.
Как только он пришел в себя после смерти бабушки, то сделал то, чего всегда хотел. Продал дом и все его содержимое и отправился в странствия. Это случилось двадцать лет тому назад. А сейчас он стал квантовым старцем, так что было невозможно предсказать, куда именно – в какую точку света, как говорили мама с папой, закатывая глаза, – его занесет. Он разъезжал по Соединенным Штатам (а иногда и по другим странам типа России или Мозамбика, но больше путешествовал по американскому континенту), сменяя один драндулет на другой (возможно, это был один и тот же драндулет невероятно почтенного возраста, точно никто не знал). Иногда он зависал в одном месте на несколько месяцев, снимал квартиру, домик или сарай. Иногда он останавливался всего на несколько дней, жил в гостинице, мотеле или даже, как мрачно подозревала мама Ханны, в таком захолустье, что останавливаться там было негде, а значит, он ночевал в машине.