"Ха, конечно, на каждое семя." Агент неприятно рассмеялся. «Посмотрим на эту корзину».
Ник неуклюже снял ремень через голову и передал корзинку мужчине, надеясь, что тот не станет копаться в ней слишком глубоко и не обнаружит двойное дно.
Полицейский полез в корзину и покопался к ней.
"Плохие вещи", объявил он без нужды. «Старая ткань. Ты никогда не выкинешь это, старый дурак. Ах. Может быть, это.' Изящным жестом фокусника он достал маленький благоухающий мешочек. — А может и нет, — он положил его в карман и мрачно усмехнулся Нику.
«Я сэкономлю вам обычную сумму и возьму вместо нее это», — великодушно сказал он. — Но вы не кажетесь мудрым, если носите так много сразу. Они могут ограбить тебя. Он по-волчьи ухмыльнулся и взял еще одни мещочек. «Значит, теперь они не могут отнять у вас много.' Он бросил старую корзину Нику и ушел.
«Проезжай дальше !» — крикнул он человеку на эстакаде. «Вы блокируете улицу. Ну давай же!'
Слегка хлопнул хлыст, и телега тронулась.
Полицейский теперь повернулся к водителям перегруженного велосипеда.
Ник мрачно наблюдал за ним, надеясь, что он оставит свою добычу себе или продаст своим друзьям. Опиум был хорош, хотя с ним еще нужно было поработать, но он содержал вещество, сопротивляющееся обработке и противодействующее привыканию. В каком бы виде он ни применялся, он вызывал нестерпимый зуд под кожей, глубоко в органах. Он хотел бы увидеть его эффект.
Погонщик повозки обернулся и посмотрел на него.
— Ты в порядке, старик?
— Спасибо, да, — хрипло сказал Ник. «Я редко бываю в городе. Я не знал, что так бывает.
Возчик мрачно покачал головой. «Всё не так, как раньше», — сказал он. «У низших чинов всегда так было, а как сейчас — нет. К счастью, не все они такие». Он тяжело вздохнул. — Я проеду всего несколько метров дальше. Где я могу вас высадить?
Они миновали первые низкие рыночные залы. Улицы были переполнены велосипедистами, едва разъехавшимися в голубом утреннем свете.
— Я бы хотел быть здесь, — сказал Ник.
Телега остановилась, он с трудом опустился и зашаркал к вознице.
— У меня нет ничего ценного, чтобы предложить вам , мой друг, — дрожащим голосом сказал он. — Только опиум-сырец и еще более грубые вещества. Но что бы вы ни захотели, я с радостью вам это дам».
Морщинистое старо-молодое лицо возчика смотрело на него с улыбкой.
— Я ничего такое не сделал, старик, — сказал он, — и мне ничего от тебя не нужно . С тобой все в порядке . Он щелкнул кнутом, и телега медленно поехала прочь. Ник приветственно поднял дрожащую руку и исчез между торговыми рядами.
Люди было заняты, кипели от деятельности, и никто не обращал внимания на того единственного среди многих мужчин, который был похож на них и в то же время был совершенно на них непохож.
Следующий час он провел, снуя по городу, отыскивая старые знакомые места, запоминая новые. Он также с нетерпением искал общественного туалета, такого, которым мог бы без стеснения пользоваться захудалый крестьянин, но тоже человек совсем другого типа.
Когда он нашел один, он слонялся вокруг, пока не остался один, а затем начал действовать с молниеносной скоростью. Опиум смылся по канализации в Красную реку. Старье и старая корзина исчезли в мусорном баке, но после того, как корзину разобрали, чтобы обнажить двойное дно. Аккуратный сверток старой одежды последовал за корзиной.
Короткая и трудная жизнь Чан Ван Дуонга подошла к концу. Антон Заводна появился на его месте. ... обстоятельство, которое особенно изумило бы настоящего владельца этого имени, если бы он знал о нем.
4 ШАХМАТЫ, ШАХ И МАТ
Было шесть часов, и улицы были заполнены медленными велосипедистами и замаскированными автобусами. Кое-где в конце часа пик вдоль тротуара ждало одинокое потрепанное такси. Только тогда они могли забрать единственный груз, который мог позволить себе такси, несколько крупных бизнесменов, немногочисленных русских техников и чиновников иностранных миссий, чей рабочий день начинался на несколько часов позже, чем у вьетнамцев.
Ник Картер, он же чешский дипломат Заводна, вышел из общественного туалета и направился в центр города. Для него было еще немного рановато, но не настолько рано, чтобы привлекать нежелательное внимание. Так или иначе, Антон Заводна и его особенности были хорошо известны в Ханое, поэтому Ник выбрал его в качестве прикрытия. Заводна была шпионом, и все это знали. Почти все дипломаты из стран за железным занавесом находились в основном в Ханое, чтобы следить за своими товарищами из других коммунистических стран. Большинство сокрушались о своем назначении и проводили время за выпивкой в старом «Метрополе» или читали газеты в своих офисах, желая оказаться в другом месте. Но Заводна зарабатывал себе на жизнь. Он уже был на ногах , когда зачирикали птицы, и был еще занят, когда проснулись совы. Он подслушивал здесь, таился там, шпионил повсюду. Иногда он целыми днями отсутствовал в городе, осматривая повреждения от бомбежек дорог и мостов и расспрашивая ошеломленных крестьян. В другие дни он бродил по Ханою, внимательно следя за тем, кто с кем общается, и сообщая каждую деталь в Прагу. Были и те, кто совершил ошибку, не приняв его всерьез. Он был немного эксцентричен, с его страстным рвением, тонкими усами, одутловатым лицом, мешками под глазами и обвисшими штанами, но Ник видел его за работой и знал, что это крутой и хитрый агент. Настолько хитер, что Картер однажды проиграл ему раунд в давнишней битве с ним. Фоновые манипуляции Заводны могли быть и действительно были чрезвычайно опасны. Нику показалось справедливым, что Заводна по незнанию тоже принесет ему пользу.