Если же пройти по оживленным копенгагенским улицам на берег пролива, то там можно увидеть фигуру маленькой русалочки, сидящей на большом камне, с глазами, устремленными в морскую даль.
Датские школьники, раскрывая свои хрестоматии, находят там сказки и стихи Андерсена и историю его жизни. Но и для миллионов читателей во всех уголках земного шара, никогда не видевших памятника, музея и статуи русалочки на берегу, не изучавших в школе сказок Андерсена, автор «Дюймовочки», «Гадкого утенка», «Огнива» и «Снежной королевы» быстро становится близким и любимым другом. Эти читатели ничего не знают о трудном пути, пройденном мальчиком из Оденсе, о его характере, о его привычках и вкусах, и все-таки они знают о нем очень много, знают главное, потому что в сказках Андерсена всегда звучит его живой голос, по интонациям которого мы безошибочно угадываем, смеется сказочник или грустит, лукаво щурит глаза или негодует.
Итак, главные черты облика сказочника выступают перед нами, когда мы читаем его произведения: ведь человека судят по его делам, а что же с большим правом может называться делами Андерсена, если не его сказки?
Но знакомство с жизнью писателя и его эпохой позволяет нам понять, как сложился этот своеобразный талант. Если бы Ханс Кристиан вырос не на нищей городской окраине, а в графском замке или купеческом особняке, он бы уберегся от многих жестоких уроков жизни. Но нет ни малейших сомнений, что тогда мы бы не прочли его сказок. Если бы, вместо того чтобы слушать песни и сказки старух из богадельни, он с детства засел бы за латинскую грамматику, то Мейслинг, бесспорно, не имел бы оснований сетовать на своего питомца, но Андерсен в лучшем случае стал бы дельным филологом, а не знаменитым сказочником.
Широкое же знакомство с книжной литературой обогатило его эстетику, развило его вкус. Впечатления от книг, слившись с народным восприятием жизни, присущим Андерсену, с образами фольклора, жившими в его фантазии с детства, и дали тот «чудесный сплав», из которого состоят его сказки.
Исследователи давно подсчитали, что лишь немногие сказки Андерсена основываются непосредственно на фольклорных сюжетах. Но дело не в прямом использовании или обработке народной сказки. За долгие лета своего существования сказка выработала определенные понятия о красоте и добре, их неразрывной связи между собой, о враждебных народу силах и конечном торжестве справедливости, о трудных испытаниях, неизбежно предшествующих счастливой развязке. И вот этот определенный взгляд на мир, отражающий опыт многих поколений создавшего сказку народа, лежит в основе сказок Андерсена.
Меткость насмешки, бьющей по врагам, и лукавый юмор, составляющие значительную часть андерсеновского обаяния, тоже развились на основе «фольклорной школы», пройденной поэтом. Андерсен отнесся к народному творчеству не как ученый-собиратель, чувствующий себя не вправе переставить слово, чтобы не совершить «насилия над текстом», а как законный наследник поэтических сокровищ фольклора: он внес в сказку немало новых черт.
Описания природы, множество конкретных бытовых деталей, лиризм повествования, перенесение действия из прошлого в современность — все это, как правило, несвойственно народной сказке. Но связь Андерсена с народным творчеством и не сводится только к сказке: его вдохновляли и баллады, и лирические песни, и древние саги, и местные легенды.
Народу обязан Андерсен своей силой. Но и слабости патриархальных датских крестьян и ремесленников: вера в божье милосердие и в доброго короля, нечеткость в оценке классовых отношений, неясность путей к освобождению — не могли не отразиться в его творчестве. Эти противоречия исторически обусловлены и непосредственно связаны с судьбами маленькой Дании, где капитализм во времена Андерсена только начинал свое развитие. Но глубоко неверно было бы слабости, присущие Андерсену и породившие ряд неудачных сказок, объявлять ведущими чертами его творчества. Одной сказки «Новое платье короля» достаточно, чтобы Андерсен мог претендовать на звание мастера острой социальной сатиры.
Лев Толстой, очень любивший Андерсена, на протяжении ряда лет обращался к этой сказке. Обобщающий характер сказки позволил использовать ее для обличительной характеристики различных общественных ситуаций. В 1904 году Толстой воспользовался образом «голого короля» для критики ложного блеска, которым маскируются «сильные мира сего». В 1909 году, выступая против подготовки империалистической войны, он призывает всех «сказать то, что все знают, но только не решаются высказать, сказать, что как бы ни называли люди убийство, убийство всегда есть убийство, преступное, позорное дело». При этом он снова напоминает о сказке Андерсена: ребенок сказал, что царь — голый, и внушение исчезло, люди перестали себя обманывать. А в 1910 году Толстой записывает в своем дневнике: «Революция сделала в нашем русском народе то, что он вдруг увидал несправедливость своего положения. Это — сказка о царе в новом платье».