Что же можно сказать сейчас, сто лет спустя после смерти Андерсена, об этих мемуарных книгах? Их читаешь со смешанными чувствами — восхищением и некоторым недоумением. Прежде всего вызывает восхищение описание детства, которое дает несравненную картину народной жизни со всей ее нищетой и непритязательностью. Увлекательно читать о его жизни в Копенгагене в 1819–1822 годах и о годах учения у Мейслинга; здесь также даны превосходные описания, особенно путешествий. Некоторые из них входят в датский вариант «Сказки моей жизни», например поездка 1833 года из Парижа в Швейцарию и оттуда в Рим или описание Лондона, каким ему представился этот город в 1847 году. Здесь много комических и трогательных эпизодов, рассказанных с метким юмором и проникновенной поэтичностью, а кроме этого, прекрасные портреты таких великих датчан, как Торвальдсен, Эленшлегер, Х.К. Эрстед и Вейсе, которые все были его друзьями.
Но в обеих биографиях, конечно, немало такого, что огорчит современного читателя. Первая часть — то есть время до 1828 года — самая лучшая, но, к сожалению, на нее можно полагаться не больше, чем на бабьи сплетни. Ибо, если вам действительно любопытно узнать, как год за годом протекало его детство, вы будете разочарованы. Описание неясно и недостоверно. В нем почти нет хронологических вех, поэтому неизвестно, когда происходили отдельные события, и часто от читателя скрываются важные подробности, например объяснение, как мальчику из народа удалось получить доступ в благородные буржуазные дома в Оденсе или быть принятым городской аристократией. Разнообразные пояснения, помещенные рядом в одной главе, нередко противоречат друг другу. Например, в одном месте писатель рассказывает, как уже после смерти отца мать заявила, что не может позволить такому большому парню болтаться без дела, — и тут же, без перехода, продолжает рассказывать, как ходил в школу для бедных. Эти два сообщения трудно объединить, потому что, вероятно, в школу для бедных он начал ходить гораздо раньше, и из другого места мы узнаем, что дети обычно были заняты там целый день. Он вообще не упоминает, когда начал ходить в школу и когда кончил. Описания его семейных обстоятельств, как уже говорилось, неполны, чтобы не сказать ложны, а история с гадалкой ради эффекта приурочена ко времени непосредственно перед отъездом в Копенгаген в 1819 году, хотя писатель прекрасно знал, что эти два события не имеют друг к другу никакого отношения.
Совершенно сумбурны и не складываются в общую картину описания трех лет в Копенгагене с 1819 по 1822 год, и андерсеноведению пришлось заниматься детективной работой, чтобы выяснить последовательность и связь событий. Здесь писатель также, по крайней мере один раз, пожертвовал правдой ради эффекта. Но наименее точна глава, где изображено время с 1830 по 1833 год. У читателя остается впечатление постоянных преследований и ругани со стороны друзей и критики, равнодушия публики, а в 1833 году еще и отчаянной, почти безнадежной борьбы за стипендию: согласно этому рассказу, чтобы получить ее, ему пришлось использовать многочисленные рычаги и кнопки. В качестве одной из помех упоминается, что Херц незадолго до этого издал свои знаменитые «Письма с того света» и, таким образом, одним ударом выдвинулся на передний план как конкурент на вожделенную стипендию. Все это совершенно неверно. Критика не была к нему так уж несправедлива, он не был жалким недооцененным писателем, над которым все издеваются, напротив, влиятельные друзья поощряли его и даже поддерживали его ходатайство лестными рекомендациями. Искаженная картина внешних обстоятельств его жизни возникла из-за того, что Андерсен в то время по чисто личным причинам был очень подавлен, и эти воспоминания постоянно жили в его сознании и мешали трезвому воспроизведению фактических событий. «Письма с того света» Херца приведены здесь просто как эффектный фон трудностей с ходатайством в 1833 году. На самом деле «Письма» вышли тремя годами раньше.