— У вас и правда великолепный конь, — повторил он, — я за ним ходить буду, как за дитем, не сомневайтесь.
— Он не привык к чужим. Я сам о нем позабочусь, — возразила Сирин.
Конюх поспешно кивнул:
— Конечно-конечно. Только если случится, что вас задержат дела или еще что, так я вас подменю, не беспокойтесь. Он будет в надежных руках, мне ведь и с царскими лошадьми обращаться доводилось.
Сирин испытующе посмотрела на конюха и сочла, что ему можно доверять.
— Хорошо. Ты можешь ухаживать за ним, но запомни — я буду каждый день приходить и проверять.
— Ну это без сомнения. — Конюх согнулся в глубоком поклоне.
Сирин вытащила кошелек и сунула ему в руку золотую монету. Глаза конюха блеснули, он снова начал кланяться, уверяя, что без присмотра жеребец не останется ни на минуту.
— Я надеюсь. — Сирин еще раз кивнула слуге и вышла из конюшни.
Часовой возле казармы указал ей дорогу к зданию, где разместились остальные заложники. Там царила тишина, помещение было пусто, и только по оставленным вещам Сирин поняла, что пришла правильно.
Она еще искала место для своих вьюков, когда появился солдат:
— Эй, татарин! Твой командир велел отвести тебя в баню, вошек повытрясти.
Сирин до боли сжала кулаки. Солдат был сердит, казалось, одно слово — и он даст волю рукам. Внутренне чертыхаясь, что ей не хватает сил справиться с мужчиной, она отвернулась и стала искать свободную кровать, чтобы пристроить вещи. Не выдержав напряжения, она обернулась:
— Чего тебе надо?
— Ступай со мной! — рявкнул солдат.
Сирин было ясно, что допускать подобную грубость по отношению к себе не стоит, иначе солдаты продолжат шпынять ее и после, но сделать ничего не могла. Девушка понимала, что солдат у Тарлова достаточно и они, если понадобится, притащат ее силой. Поэтому она покорно подошла к русскому:
— Веди меня к капитану Тарлову.
Сирин понимала, что каждый шаг приближает ее к разоблачению. Она слышала, что в русских банях моются почти так же, как это принято у ее народа. Там, в степи, женщины и девочки шли к реке еще до рассвета, в утренних сумерках или при свете полной луны. Они смывали с себя грязь и спешили одеться до того, как солнце покажется над горизонтом, а при свете солнца к реке спускались мужчины. Если у русских принято мыться всем вместе, секрет будет раскрыт сразу же. И наверняка все не преминут этим воспользоваться, а первым будет Тарлов как командир.
«Нет, нельзя этого допустить, лучше убить себя, пока не поздно». Сирин потянулась к кинжалу и, нащупав пустые ножны, ощутила, как отчаяние накрыло ее безысходной волной. Сирин стиснула зубы и попыталась прогнать это чувство. Пусть у нее нет оружия, но у солдат оно наверняка найдется. Главное — успеть схватить саблю или кинжал, пока не скрутили руки. А что, если ей посчастливится убить самого Тарлова, забрав с собой и его жизнь?
Солдат открыл дверь в баню — оттуда вырвался тяжелый пар, а вслед ему — громкие голоса и мужской смех. Кто-то потешался над недостатками соседа, в ответ ему неслась брань. Пар был такой густой, что на расстоянии вытянутой руки все терялось. Сирин растерянно замерла на пороге, но солдат втолкнул ее внутрь и захлопнул дверь.
Тут же из клубов пара вынырнуло улыбающееся лицо Остапа:
— Иди сюда, Бахадур! Тут теплая вода, это хорошо после такой длинной дороги.
Остап привлек к ней внимание. Сердце Сирин билось в груди, казалось, готовое выскочить, она дрожала, как детеныш сайгака в окружении стаи волков. Откуда-то из глубины помещения послышался голос Вани:
— Иди сюда, татарин, вымойся, выгони блошек!
— У меня нет блох! — фыркнула она. — Я не русский.
— Горячая вода еще никому не вредила. Раздевайся и ступай сюда. — Голос Тарлова звучал так, словно он собирался собственноручно стащить с татарина одежду и запихнуть его в чан с водой.
Сирин попробовала сориентироваться, но в маленькой и не слишком хорошо освещенной комнате стоял такой густой пар, что она не могла разглядеть ни мужчин, ни оружия. Девушка пришла к мысли, что и остальные видят только ее расплывчатый силуэт. Она поспешно сорвала с себя платье, повесила на крюк, который нащупала рядом с дверью, и залезла в чан с водой, стоявший рядом с Остапом. Ко всем Сирин старалась поворачиваться спиной, впопыхах поскользнулась и ушла в чан с головой. Кашляя и задыхаясь, она высунула голову на поверхность и скрестила руки перед собой, чтобы прикрыть свою едва, впрочем, обозначившуюся грудь. К ее ужасу, пар постепенно рассеивался. Сирин стала различать лица мужчин.