— М-да. Худо дело.
— Почему, Андрей Александрович? Напротив, Руси хоть временное, но облегчение наступит.
— Ты думаешь?
— Не думаю, а сужу по прошлым годам — как у них резня, так у нас тишина.
Князь Андрей долго уснуть не мог, хотя и утомился за длинный переход. Вздыхал, корил себя за промашку, что братец проскользнул тогда мимо его засады, вместо волжского донской путь избрав. Конечно, он убивать не велел его, такого греха на душу не брал, приказал лишь отобрать казну. А без неё куда бы он, Дмитрий, поехал? Какой бы хан стал с ним разговаривать, да ещё ярлыком дарить? У татар что ни шаг — плати, что ни просьба — золоти руку.
«И ведь какой умница Семён Толниевич, подсказал эту простую штуку — оголить Митьку. Вот было бы смеху. Жаль, сорвалось. Жаль». Так думал Андрей Александрович, умиротворённо засыпая. И последнее, что подумалось перед забытьём: «Ничего. Заманю к Менгу, а косоглазый что-нито придумает, изведёт засранца. Эвон какие намёки выбалтывал. Изве...»
9. ЛОДЕЙКА-ЗЛОДЕЙКА
Для княгини Ксении Юрьевны ещё забота надвинулась: дочь Ефросинья в пору вошла, пора было приискать ей суженого[82]. Эвон красавица какая стала. Тонкая, стройная, брови вразлёт, глаза чуточку с косинкой.
«И в кого такая? — ломала голову княгиня. — Не иначе от прабабки какой-то, от половцев взятой когда-то русским князем. И вот нате вам, через пятое колено проявилось».
Ах, если б князь-отец был живой, ему б сказала, он бы живо приискал ей пару. По всем княжествам ездил, многих княжичей перевидал, выбрал бы достойного мужа кровинушке нашей.
А ей-то, вдове, сидящей в тереме своём, как ей-то узнать, где, в какой стороне сокол для доченьки вырос?
Пригласила к себе пасынка своего, князя Святослава Ярославича, сказала без обиняков:
— Сынок, походы ваши походами, но надо ж и о сестре позаботиться.
— Ты о чём, мать?
— На вот те. Али не зришь, Ефросинье-то уж шестнадцать, в пору вошла, надо жениха искать. Не ей же этим заниматься.
— Да, ма, ты права. Постой, постой, дай-ка подумать. — Святослав наморщил лоб. — Если вот... Нет, не подойдёт...
— Ты назови, кого вспомнил, може, и как раз будет.
— Нет, нет, этот ей близкий родич очень[83]. Нечего и называть.
— Ну да. Ежели близкий, чего о нём и говорить.
Думали, гадали, перебирали княжичей, даже добирались до Липецкого княжества, но тут Ксения Юрьевна возразила:
— Ой, это шибко далеко, сынок. Да и не спокойно ныне там.
— А где нынче спокойно-то, мать?
И вдруг Святослава осенило:
— Ма-а, а Александр-то Переяславский[84]?
— Это который?
— Ну, сын великого князя Дмитрия Александровича.
— Но он же как-никак тоже близкий родич. У него кто дед-то? Забыл?
— Ну Невский.
— А Невский дочкиному деду родной брат.
— Родной, да не совсем, мать.
— Как так?
— А матеря-то у них разные.
— А ведь верно, Святослав, — подумав, обрадовалась Ксения Юрьевна. — Это ж далёкое родство-то.
— Конечно, десятая вода на киселе.
— Оно хоть и не десятая, но я думаю, подойдёт. Съездил бы ты, сынок, в Переяславль, а? Поговорил бы с князем Дмитрием, а заодно бы самого Александра посмотрел.
— Да видел я Александра, правда, давно.
— Ну и как он?
— Парень как парень, на коне как влитой.
— Мы не для коня высматриваем, для дочки.
— И для женитьбы годится. Александр-то старший сын у Дмитрия, значит, ему и стол переяславский перейдёт.
— Ну уж так...
— Да-да, мать. Ещё от прадеда так пошло. Невский-то был старшим сыном, ему отец Ярослав Всеволодович ещё при жизни Переяславль отдал. А Дмитрий у Невского, старший, тоже Переяславль получил.
— Ещё впереди Василий был.
— Что толку. Василия за ослушание Невский ещё в молодости лишил прав наследства и в ссылку отправил[85]. Так и не простил. Вот Дмитрий и старший. Ему и Переяславль достался. Так что Александр для сестрицы самый надёжный жених, мать. Ей-ей.
— Так съездишь?
— Съезжу, мать. Вот освобожусь маленько, найду заделье к великому князю и съезжу.
— Какое тебе ещё заделье, Святослав? Судьбу сестры решать надо. Вот главное, а всё остальное — ерунда.
82
83
85