—...И к этому ангельской души человеку он подослал коварных убийц, которые вначале пытали беднягу, а потом зарезали. Целовав крест на мир и любовь, князь Дмитрий тут же переступил через крестоцелование, словно он и не христианин. Подумайте, господа бояре, достоин ли он держать под своей рукой Великий Новгород?
Переглядывались вятшие, качали укоризненно головами: «И это великий князь! Через крестоцелование преступил!» Не вспомнили, сколь раз сами через клятву переступали.
Стоило только миновать грозе — шведской ли, немецкой, — как они тут же кланялись князю: «...ты собе, а мы собе» — и выгоняли из города. Но едва новая гроза надвигалась на Новгород, как слали к изгнанному послов: «Приходи, князь, бери нас под высокую руку свою и правь на всей воле твоей». А если обиженный упирался, не стеснялись славяне посылать просителем и архиепископа, как и случилось когда-то с Невским.
И уговорил ведь Андрей новгородцев: и он им клялся, и они ему, и сел на столе их. Многие новгородцы недолюбливали Дмитрия (крутенек, как и дед его Ярослав), а туг явилась возможность досадить гордецу, отчего ж не воспользоваться.
Однако Дмитрий Александрович не мог стерпеть непослушания от новгородцев и братца, вновь выпрягшегося. Отчего «выпрягся» Андрей, он понимал и боярам своим Антонию с Феофаном не раз выговаривал за то, что не смогли утаить убийство.
И так ни разу не выслушал Дмитрий до конца своих потаённых посланцев, пытавшихся несколько раз рассказать, как всё получилось. Прерывал всякий раз на середине рассказа:
— Хватит. Наворотили, а я расхлёбывай.
И вот, пожалуйста, первый «гостинец» от братца. Прискакал из Новгорода Ретишка:
— Дмитрий Александрович, беда. Князь Андрей сел в Новгороде.
— Кто сажал?
— Вятшие приговорили.
— Ваши вятшие как девки-потаскухи, дают всякому Якову, кто ни попросит.
Раздор начинался сызнова. К походу на Новгород князь Дмитрий привлёк даже отряд татар, обещав им хорошую добычу, в сущности последовав примеру братца Андрея. Татары даже на походе умудрялись грабить вески, попадавшиеся на пути, считая их законной добычей. От Торжка Дмитрий решил послать Новгороду твёрдое требование: «Выдайте мне князя Андрея!»
Хотел послать с этим Ретишку, но тот забоялся:
— Дмитрий Александрович, они ж меня в Волхов кинут.
— За что?
— Как за что? За то, что твою сторону взял.
И ведь прав славянин, утопят запросто. Пришлось слать Феофана. Посланец встретил полк Дмитрия уже под Новгородом.
— Ну? — нахмурился князь.
— Андрея не выдадут, тебя примут.
— Это как понимать? А где Андрей?
— Андрей утёк.
— Куда?
— Вроде на Псков.
— Ну, там ему не обломится, там мой зять Довмонт сидит.
Новгородцы драться за Андрея не стали. С какой стати?
Они братья, пусть сами разберутся. Посадили на стол свой великого князя Дмитрия Александровича и крест ему целовали, об одном лишь прося:
— Отпусти от себя татарву поганую, Дмитрий Александрович, все сёла пограбили окаянные.
Но те не ушли, пока с новгородцев добрый откуп не взяли.
Вскоре пожаловал в Новгород сам митрополит киевский Максим[105], объезжавший в тот год все русские епархии. Отслужил вместе с архиепископом новгородским Климентом торжественную службу в Святой Софии в присутствии великого князя и вятших людей города. Это было настоящим праздником для Новгорода, чай, не каждый год сам митрополит его вниманием жалует. Даже тати, шныряющие на Торге и лазающие по чужим карманам и калитам, в те торжественные дни приутихли, отложив своё подлое ремесло до другого времени.
Посетил митрополит и Городище — местопребывание великого князя. Дмитрий Александрович принял его с подобающей сану честью. Изволил высокопреосвященство разделить трапезу с семьёй великого князя. Тепло и ласково беседовал с ним и, уезжая, благословил на дела добрые, христианские.
Получив такое высокое благословение, князь Дмитрий воспрянул духом:
— Пусть только теперь Андрюха заявит свои права на Новгород!
Из Новгорода митрополит отправился в Псков. А на Торге уже на следующий день тати срезали три калиты и очистили не менее дюжины карманов. Навёрстывали подлые упущенное за дни праздника. Не зевай, народ!
105