— Я думаю, — заговорил Михаил, — лучше дать за ней полтысячи гривен.
— И только-то? — удивилась Ксения Юрьевна. — Чтоб потом муж попрекал бедняжку нашей скупостью?
— Ещё можно на столько же скоры собрать, мехов драгоценных.
— А выход? С чем ты в Орду поедешь, если позовут?
— Да в этом году уже вряд ли позовут. Есть слух, что они там меж собой перессорились.
— Тоже ничего хорошего, — сказала княгиня.
— Почему, мама?
— Сейчас Александр — жених Ефросиньин — там, а в свою замятию поганые могут и наших затянуть. Вон Ногай за собой русских князей аж в Польшу и на Дунай таскал.
— Что делать, Ксения Юрьевна! — сказал Александр Маркович. — Он царь. Прикажет, и пойдёшь.
— Но нашим-то какая корысть в те края лезти?
— Корысть есть, княгиня. Если хан с собой наших зовёт, так хоть в это время выхода не требует. А при удачном походе ещё и добычей оделит. Татары стараются своих союзников не обижать. Этого у них не отнимешь.
— Ой, не хотела бы я, чтоб ты, Миша, на какой-то там Дунай ходил.
— Мама, — улыбнулся Михаил, — но они не станут ни тебя, ни меня об этом спрашивать.
Посоветовавшись, решили, что в приданое Ефросинье помимо гривен соберут с дюжину собольих сороковок[114].
И вечером Ксения Юрьевна пошла к дочке, сообщила ей о готовящемся приданом. Думала, порадует, но та сидела какая-то безучастная.
— Что с тобой, доченька? Уж не заболела ли?
— Да нет, мама, всё со мной в порядке.
Лукавила княжна, лукавила. Не очень-то «в порядке» с ней было. Днём девка Тоська похвасталась ей, что за конюшней Сысой поймал её и «щупался» и за себя звал идти.
— Как за себя? — похолодела Ефросинья от ревности, вдруг охватившей её.
— Ну замуж, через церкву, по-людски чтоб, — делилась Тоська.
— Ну а ты?
— Я сказала, подумаю, мол. Да у княжны спроситься, мол, надо.
Убила её Тоська своим сообщением, без ножа зарезала. Понимала Ефросинья умом, что никогда не сможет стать невестой Сысоя, но новость о том, что он скоро станет принадлежать Тоське-дуре, сразила её. Даже дикая мысль в голову пришла: «Ах, зачем я родилась княжной?» А эта дура словно ножом в ране ковырялась:
— Ты ж позволишь мне за Сысоя, Ефросинья Ярославна?
— Да?
Ах, как хотелось сказать ей: «Не смей и думать о нём!» Но нельзя, она же может догадаться о её неравнодушии к парню.
— Делай как знаешь, — ответила девке, язык не повернулся дать согласие.
И что ж? Тоська не упустила своего счастья. Через две недели обвенчались с Сысоем, на их венчание в церкви был сам князь. В тот вечер вся дворня перепилась, горланила песни едва не до полуночи, плясали. И, слушая всё это, княжна Ефросинья лежала в холодной постели и тихо плакала от тоски, вдруг навалившейся на неё. Назавтра Тоська не явилась, что обозлило княжну: «Ага, милуется, негодница. Ну, погоди же».
Призвав к себе дворского Назара, княжна как можно спокойнее сказала ему:
— Назар, переведи мою Тоську в коровник, я не нуждаюсь в ней.
— Хорошо, Ефросинья Ярославна. Я пришлю другую девку.
— Только девку, а не бабу, — сказала княжна, осенённая нечаянной подсказкой дворского.
И когда на следующий день явился к ней князь Михаил и спросил:
— Фрося, за что ты прогнала от себя Тоську? — она не замешкалась с ответом, сказала уверенно:
— За то, Миша, что княжне-девушке и служить должна девушка же. Не баба. Неужто не ясно?
Михаил пожал плечами и счёл объяснение вполне обоснованным, однако попросил:
— Может, всё же возьмёшь, а, Фрось? Из светлицы сразу в коровник девку, сама посуди.
— Ничего, пусть привыкает. Свекровь ей поможет и доить, и навоз чистить.
Встретив мать, Михаил пожаловался ей:
— На Ефросинье чёрт верхом поехал. Прогнала Тоську от себя.
Но Ксения Юрьевна вступилась за дочь:
— И правильно сделала. Нечего было твоей Тоське поперёд госпожи под венец идти. Ведь знала же, что княжна сговорена, зачем путь перебегала? За такое бьют нещадно.
— Но Фрося ж сговорена за княжича Александра.
— Ну и что? Не могла твоя Тоська потерпеть, пока уедет Ефросинья к мужу? Не забывай, Тоська на три года млаже княжны. И нате вам. Управилась. И твой Сысой тоже хорош, жениться ему приспичило.
Однако в тот день Ефросинья Ярославна выгнала девчонку, присланную ей в услужение взамен Тоськи.
— А тебя-то за что? — удивился дворский, увидев плачущую девчонку.
— Она ска... ска... зала, во... няет от меня, — всхлипывала девчонка. — Велела в ба... баню идти.