Московский князь Данила, тоже в изрядном подпитии, поднялся с чаркой и произнёс речь короткую, но, для кого надо, очень понятную:
— Дорогой брат князь Дмитрий Александрович, ты ныне счастлив, упокоился в нашем родном Переяславле. Спи спокойно, брат, никто не порушит твой покой на дедине нашей.
Смысл сказанного дошёл не только до хмельных голов Андрея и Ивана, для которых и предназначался, но понял его и Фёдор Ростиславич. Отыскав после хмельного застолья князя Данилу, он допытывался:
— Ты что хотел сказать в своём слове?
— Что хотел, то и сказал, — отвечал смело Данила.
— Нет, нет, ты на что намекал, Данила Александрович?
— Да ни на чё я не намекал.
— Но как же, ты сказал: «наш родной Переяславль».
— Ну и что? Он действительно наш родной город, здесь отец родился, да и все мы. У тебя ж родной город Смоленск, я же не говорю, что он тебе чужой.
— Опять намекаешь. Да? Ну и ехида ты, Данила. Ныне Переяславль мой, — стукнул себя в грудь Фёдор. — Законно мой. И я не позволю никаких намёков.
«Погоди, дружок, — подумал Данила, — скоро намёки кончатся».
Помимо этого была у Данилы Александровича ещё одна забота, хотя и невеликая, но для кого-то вельми важная. Отыскав среди гостей князя тверского, он взял его под руку как старого друга.
— Миша, а ты не забыл, о чём мы под Дмитровой сговаривались?
— О чём? — спросил Михаил и покраснел, с чего было ясно — не забыл.
— Так здесь же Анница — невеста твоя, о которой я тогда её отцу словцо закидывал. Идём к князю Дмитрию Борисовичу и переговорим.
— Удобно ли на тризне-то, Данила Александрович?
— Миша, я старше тебя, я знаю, что удобно, что неудобно. Идём.
Князь Данила, как всегда, был полушутлив, полусерьёзен:
— Дмитрий Борисович, ты не забыл, на чём мы мир под Дмитровой взяли? А?
— Да как забыть такое, — улыбнулся ростовский князь, невольно задерживая взгляд на ладной, крепкой фигуре тверского князя. Именно увидев его с Данилой, он и вспомнил, «на чём мир взяли».
— А теперь, князь, кажи нам товар, — продолжал шутить Данила Александрович. — Я, вишь, купца привёл.
Дмитрий Борисович кликнул кого-то из слуг, приказал:
— Позови ко мне княжну.
Княжна Анна почти вбежала в светлицу, раскрасневшаяся, счастливая:
— Ты звал, батюшка?
— Да, Анница.
Не рискнул князь Дмитрий оглоушить дочь сообщением: вот, мол, твой суженый. Не рискнул. Не захотел вводить в смущение любимое чадо на людях. Пусть жених взглянет, экая она красавица. В лазоревом летнике из червчатой камки[145], ожерелье из жемчуга и кике[146], с челом, разукрашенным золотом и жемчугом. Стройная, тонкая, глаз не оторвать.
— Доча, я что хотел попросить у тебя...
— Что, батюшка?
— Вот забыл, понимаешь, выпало... память дырявая стала, — не нашёлся сразу, что придумать, князь.
— Вспомнишь, позовёшь, батюшка. — И убежала.
— Эхма, девка-то, девка! — воскликнул князь Данила. — Где моя двадцатка! — И подтолкнул локтем Михаила. — Что молчишь? Язык проглотил? Верно ведь, не девка — царица?
— Верно, — выдавил из себя смущённый Михаил.
— Всё. После сороковин играем свадьбу. Нечего откладывать, а то, чего доброго, уведут девку-то.
Дмитрию Борисовичу понравился жених. Обо всём быстро договорились: свадьбу играть в Твери и там же венчаться. И напоследок не удержался ростовский князь:
— А за Анницей я даю Кашинский удел.
— Вот это приданое так приданое! — воскликнул Данила Александрович. — Сразу видно, любимую дочь отдаёшь.
— Конечно, — признался старый князь. — От сердца отрываю.
— Счастливчик, Миша. А вот что я буду делать со своими балбесами, где им невест наберусь. Юрий, Иван, Александр, Борис. Я уж не говорю про уделы. Москву Юрию, а остальных куда? Башка треснет.
Перед самым уходом Данила Александрович вспомнил всё же о главном:
— Послушай, Дмитрий Борисович, пока мы все в сборе, надо навалиться на Андрея. Пусть вернёт Переяславль Ивану, твоему старшему зятю. Как ты думаешь?
— Что тут думать? Я, конечно, за. Но ты же знаешь Андрея. Закусит удила — ничем не проймёшь.
— Знаю я его. Что ты мне рассказываешь. Но ныне самый удобный момент — тризна. На ней о худом даже он не заикается, а уж у них с Дмитрием было всякого. Чаю, из-за него он и на тот свет быстро ушёл. Пока мы все в съезде, надо уговорить его. Сам закинешь словцо за Ивана и брату своему подскажи.