— А как с Михаилом быть? — спросил князь Федор.
— С Михаилом? — задумался Юрий Данилович.— С ним мира не будет, это ясно. Из-за него, может, меня и зовет Узбек. Он наверняка попытается Торжок захватить. Вам его надо упредить.
— Ну, это мы сможем,— молвил Федор,— Снег сойдет, трава вырастет, и выступим. А не пойдет ли он на Москву?
— Вряд ли. Ему Новгород доставать надо сейчас. Да и в Москве Родион Несторович, Михаил об него зубы поломает.
Тем, что Юрия Даниловича зовут в Орду, да еще и на суд, князь Федор был доволен, хотя старался не показывать вида. Суд ханский всегда короток и неумолим: смерть. Федор был уверен, что Юрий из Орды не воротится. Тогда Москва уж не станет угрожать Ржеву, с Афанасием договорится, ну а Борис его не ослушается. Так думал Федор, но внешне высказывал обреченному Юрию сочувствие:
— Я вот что тебе посоветую, Юрий Данилович, возьми с собой побольше даров. Может, удастся отдариться.
— Это само собой,— согласился Юрий.— Заеду в Москву, захвачу казну с собой, мехов, драгоценностей.
— Можно и Новгород пощипать.
— Нет-нет. Новгород нельзя. Вон наместник тверской пощипал, и дали ему по шеям. Новгороду я дал облегчение, пусть так и остается. Он тверже за нас будет стоять. Славя-нам-то кто потакает, за того они и вопят на вече.
Алчедай не разрешил Юрию взять с собой много гриди.
— Зачем? Моих воинов-татар вполне достаточно. Что ли мы тебя не укараулим?
И опять эта ненавистная ехидная ухмылка. Если б кто из своих так посмел ухмыляться, князь бы ему всю рожу плетью исполосовал. А этот лыбится, погань. Знает свою силу.
Разрешил татарин князю взять с собой и Стюрку.
— Бабу можно. Она в дороге годится. Это вещь нужная. Хе-хе-хе.
Передав своего заседланного коня Романцу, Юрий Данилович влез в телегу к Стюрке, опустил холщовую занавеску. Так и он никого не будет видеть, и встречные его не узрят.
Наконец тронулась коляска, закачался, заскрипел короб, зацокали вкруг копыта татарских коней.
— Словно в полон везут, суки,— процедил сквозь зубы Юрий Данилович.
Рядом, у плеча, Стюрка точила слезы, лепетала всхлипывая:
— Хосподи, и за что ж нам такое наказание?
Это раздражало князя, он отталкивал от плеча ее голову, ругался грязно:
— Не каркай, ворона. Заткнись!
16. ПОБЕДА МИХАИЛА ЯРОСЛАВИЧА
Хан Узбек, отпуская от себя Михаила Ярославича, придал ему двух послов татарских Таитемира и Имар-Ходжу, старого знакомца князя. С этими послами шел и татарский отряд конников.
— Я отпускаю с тобой самых уважаемых моих людей,— сказал Узбек.— Они подтвердят на Руси твое право на великокняжеский стол. И не только словом, но, если понадобится, и оружием. А с недоброжелателем твоим Юрием Московским я разберусь, пусть только явится.
Михаил Ярославич возвращался на Русь окрыленным. Еще бы, его великокняжеский ярлык был снова подтвержден, а главный соперник, Юрий Данилович, вызван к царю на расправу.
Правда, во Владимире несколько охладил его торжество митрополит Петр:
— Однако неладно, сын мой, тащить поганых за собой в наш дом. Ох, неладно.
— Но их навелил мне хан, владыка. И потом, Даниловичи доброго слова не понимают. Не успел я отъехать, а они уж в Новгороде уселись.
— Я их не оправдываю, сын мой. Но и тебя одобрить рука не подымется. По Андреевой стежке пошел, князь, по Андреевой. А она к добру никогда не приводила. Ай запамятовал?
Где ж тут запамятовать? Любой приход татар на Русь добром никогда не кончался, даже когда являлись они вроде с благими намерениями — помирить перессорившихся русских князей. Всегда уходили в Орду, хорошо нагрузившись и опо-лонившись.
Родная Тверь встретила князя Михаила с великой радостью. Еще бы! Отсутствовал едва ли не два года. Сыновья выросли, возмужали. Дмитрий почти вровень с отцом стал, правда, потоньше. Узнав о его противостоянии с новгородцами в подробностях, князь похвалил:
— Вот и хорошо, что миром разошлись.
Он понимал — сцепись Дмитрий со славянами, наверняка был бы разгромлен, а то и убит. Слава Богу, обошлось.
Однако ждала в Твери великого князя и неприятная новость: только что полученная потаенная грамота от Данилы Писаря, в которой сообщалось, что князья Афанасий Данилович и Федор Александрович собираются идти на Торжок и далее на Тверь.
— Ну что ж,— молвил, хмурясь, князь,— встретим. Как говорится, на ловца и зверь бежит.
— Но князь Федор, сказывают, немцев побил в кореле,— заметил Дмитрий.— Удачлив вельми. И смел, говорят.
— Говорят, что в Москве кур доят. Пойдешь со мной, Митя. Попробуем рога сломить Афанасию с Федором. Они тут без меня, вижу, обнаглели.
Победа над немцами в корелах вскружила голову Федору Александровичу, поэтому, собираясь в поход на Тверь, они с Афанасием решили обойтись без мизинных ратников.
— Нам достанет дружины,— сказал князь Федор.
Это отчасти объяснялось экономией. Большой полк — большие траты. А ныне время в Новгороде нелегкое. Кое-как оклемываются славяне после пожара, после двух голодных годов. А тут снова рать. Да и никто Новгороду пока не угрожает. Не настроен был Новгород на драку, хотя дружину князьям вооружил хорошо, отпустил с ними посадника с тысяцким: «Идите, воюйте, добывайте собе чести, а городу славу».
Два супротивных полка — новгородский и тверской — встретились недалеко от Торжка. Выстроились, исполнились к сече.
Михаил Ярославич послал татарский отряд во главе с Та-итемиром в обход новгородцам.
— Укрывайся за лесом в лощине и нападай не ранее меня,— наказал князь.— Начну я. Когда втяну всю их дружину в сечу, тогда и ударишь сзади.
— Хорошо,— согласился татарин, отлично понимая, что чем позже он вступит в сечу, тем лучше для него. Меньше потеряет, больше возьмет.
— И еще. Князей бери живыми. Они мне живыми нужны. Особенно Афанасий.
Лукавил несколько князь Михаил, не очень-то они ему нужны были. Но не хотелось стать убийцей родственников, хотя бы и дальних. Афанасий вспомнился почему-то замерзшим, сопливым, зареванным мальчишкой, когда он сбежал с Александром от старшего брата. И вот, пожалуйста, то прибегал с жалобой, а ныне с мечом пришел на заступника.
«Ах ты, чертенок,— думал об Афанасии князь Михаил.— Ну погоди, пленю, я тебя тоже за уши оттаскаю, как когда-то Юрий в Москве. Зажило ухо-то, зажило. Забыл? Я напомню».
Наказал и Федору Акинфовичу, занявшему место в челе полка:
— Афанасия мне живого доставь. Слышь, Федор?
— Попробую, Михаил Ярославич,— неуверенно отвечал Федор, не забывший еще гибели отца, который собирался пленить переяславского князя Ивана Даниловича, а вместо пленения Ивана свою голову потерял.
Иван Акинфович встал на правом крыле и тоже получил от князя приказ: «Афанасия взять живым». Иван сразу догадался: «Ага, жалеет сродного брата». Но обещал гораздо тверже Федора:
— Попадется, не упущу, Михаил Ярославич.
Новгородский посадник с тысяцким и Федором, посовещавшись, решили Афанасия к сече не приобщать: «Еще молод! Пусть со стороны посмотрит».
И князь Афанасий Данилович остался с несколькими ближними гридями на опушке леса, откуда плохо было видно поле предстоящей сечи. Один из гридей по его приказу забрался на самый верх крайней березы.
— Смотри за боем и все сообщай мне.
Тот, усевшись на развилке, обрубил засапожником несколько веток, заслонявших зрелище, и крикнул:
— Князь, я все хорошо вижу.
— Ну, что там?
— Тверичи, кажись, пошли... Да, да, левым крылом мчатся на наших. И чело двинулось.
— А князь Федор где?
— Он под прапором1... Вот выхватил меч и помчался на них... Да... Да...
Потом наблюдатель умолк, но и без него Афанасий видел, как схлестнулись там, на поле, сражающиеся.
— Чего молчишь?
— Да худо дело, князь.
— Говори, дурак, что худо?
— По дальней лощине нам в спину пробираются, кажись, поганые.