Вдруг со стороны стойбища явилась группа всадников, которая поскакала в степь. Князь обратил внимание на высокие шапки всадников, над которыми, сгибаясь от встречного ветра, мельтешили перья. Такие шапки он видел на женщинах, оттого удивился:
— Никак, женщины скачут?
— Они самые,— отвечал Кавгадый.— У нас женщины стараются ни в чем не уступать мужчинам. Иная столь искусна в скачке, что с ней не всякий воин состязаться захочет.
— И куда ж это они?
— Скорее просто прогуляться.
— Насколько я понял, татарской женщине некогда прогуливаться,— засмеялся Юрий.
— Это простым, а у ханш время и на прогулки остается.
— Так это ханша?
— Кто его знает. Может, жена какого-нибудь темника. Сейчас узнаем.
Кавгадый повернул коня в сторону всадниц. Те, заметив приближение верховых мужчин, не стали отворачивать, а, остановив коней, стояли, поджидая их.
Еще подъезжая, Кавгадый громко приветствовал всадницу, стоявшую впереди:
— О-о, пресветлая Кончака, счастлив зреть твое лицо.— И негромко молвил Юрию: — Это сестра хана Узбека.
Князь тоже сделал поклон в сторону знатной всадницы, приложив руку к сердцу. Кончака была юна и по-своему красива. На высокой шапке ее, обтянутой соболем, словно копье торчало вверх павлинье перо, кафтан на ней был из рытого темно-вишневого бархата, по оплечью шел ряд золотых и серебряных монет, жемчужные нити спускались из-под шапки, прикрывая уши.
— Что вы здесь делаете? — спросила Кончака.
— Охотимся, несравненная,— отвечал Кавгадый.
— Какая же охота возле становища? — удивилась девушка, вскинув дугой черные брови.
— Ты права, Кончака,— согласился Кавгадый.— Даже суслика не встретили.
— Я не задерживаю вас,— молвила знатная девушка, одарив Юрия белозубой улыбкой. И, повернувшись к спутницам, скомандовала: — За мной!
И, хлестнув плетью игреневого коня, помчалась в степь.
Посмотрев вслед всадницам, Кавгадый спросил Юрия Даниловича:
— Ну как?
— Чего? — не понял князь.
— Как наша царевна?
— Прекрасная девушка.
Велев спутникам отстать, Кавгадый негромко сказал Юрию:
— Проси ее в жены, князь, и будешь спасен.
— Как? — удивился Юрий такой простой и такой великолепной мысли.— А разве...
— А почему бы и нет,— засмеялся Кавгадый.
— Но Узбек, но хан... позволит ли?
— Господи, что он, не желает счастья своей сестре? Ты ведь не раб и даже не уздень, ты князь, Юрий. Князь! Вы с ней ровня по положению. Ты представляешь, что будет, если ты породнишься с Узбеком?
— Да-а,— закрутил головой князь, словно от наваждения.
— Перед тобой все твои враги будут на цыпочках ходить. Михаила в бараний рог свернешь,— льстил Кавгадый будущему зятю хана.
Юрий Данилович все еще не мог прийти в себя от такой головокружительной мысли приятеля. Нет, он не колебался. Какие там колебания могли быть в его положении? Он, два года болтающийся в Орде на положении не то осужденного гостя, не то обычного пленника, не смел и помыслить о породнении с ханом.
— А что, если я попрошу у Узбека ее в жены, а он скажет: удавите его?
— Да ты что? Где это видано, чтоб жениха убивали? Хочешь, я замолвлю за тебя словцо хану?
— Замолвь, Кавгадый, замолвь,— схватил его за руку Юрий.— Век тебе благодарен буду.
Вечером Кавгадый докладывал Узбеку, что встреча князя и Кончаки состоялась.
— Ну как он?
— Он от нее без ума.
— Хых. Еще бы. Девчонка в самом соку, как степной тюльпан распустилась. Я еще давеча спросил: как ей показался русский князь? Очень, говорит, красивый. Значит, понравился.
— Одно плохо, он боится просить ее у тебя.
— Боится? — удивился Узбек.— Какой же он мужчина?
— Сам посуди, светлейший, два года он у тебя не то пленник, не то осужденный. Небось забоишься. Он меня просил закинуть тебе словцо за него. Как мне ему ответить?
— Скажи так...— Узбек на мгновение задумался,— Скажи, мол, хан удивляется: неужто князь свой язык проглотил, что слово за себя сказать не может? Ха-ха-ха.
Кавгадый похихикал вместе с ханом и отправился к князю. Тот ждал его в своей кибитке с нетерпением.
— Ну, говори. "
— Ах, какой ты скорый, князь. Гостя угостить сперва полагается.
— Стюрка,— захлопал в ладони Юрий,— принеси нам корчагу с кружками.
Кавгадый осушил чашу, крякнул удовлетворенно, поправил усы.
— Ну, князь, с тебя полагается за труды мои.
— Будет, Кавгадый, все будет. Говори же.
— Считай, я сговорил за тебя царевну. Но, как ты понимаешь, тебе самому надо просить ее у хана. Са-мо-му.
— Значит, он будет согласен?
— Только учти, хан так и сказал: у него что, язык проглочен? Так что держись по-княжески, по-мужски. Мало того, какое-нибудь условие поставь.
— Какое? Я? Хану?
— Откуда мне знать какое. Но ты должен показать ему, что ты ровня невесте. Понимаешь?
— Понимаю.
— И еще. У нас положено платить за невесту.
— Сколько?
— Это уж сколько отец запросит, в данном случае старший брат ее. И советую, какую бы цену ни назвал Узбек, соглашайся сразу. Он скупых не любит.
— Но у меня может не хватить казны.
— Не хватит, после доплатишь с выходом. Неужто ты не понимаешь, что вместе с невестой ты обретаешь свободу, а главное — самую сильную руку в Золотой Орде?
— Все я понимаю, что ты мне говоришь.
Ночью, когда уже улеглись спать, Стюрка подлезла к князю, тихо спросила:
— Юрий Данилович, ты собираешься жениться на поганой?
— Твое какое дело?
— Ну как? Мы с тобой вроде обженились.
— Ты смотри какая: «обженились». Со сколькими ты об-женивалась, ай забыла?
— Не кори меня прошлым, Юрий Данилович. Ты ж знаешь, я вся твоя.
— Не хватало мне еще рабыню корить. Вся, да не вся. Вот возьму в жены царевну, вот она действительно будет вся моя. Я ее распочну. А ты бы помалкивала.
— Но она ж из поганых, Юрий Данилович.
Стюрка, сама того не подозревая, подсказала князю завтрашнее условие, которое он сможет высказать хану. И вдруг наложница всхлипнула:
— А что ж мне тоды деять-то?
— Будешь печь пироги. Ай разучилась?
— С кем мне-то любиться,— ныла Стюрка,— я, чай, живой человек.
— Перестань. Дай подумать. Мне завтра к хану идти.
Однако Стюрка знала, как отвлекать мужика от дум. Жалась к князю, терлась об него своими горячими прелестями и добилась-таки своего. Взбудоражила. Ублажила всласть. Он еще и отдышаться не успел от трудов, а она тихонько зашептала:
— Может, и мне дозволишь ожениться с кем? А? Юрий Данилович?
Конечно, Стюрка имела в виду Романца, который доси посматривал на нее маслеными глазками. Чем не жених? Не схотела только сразу выдавать его имя. Но князь и без это взбеленился.
— Ах ты, сучка,— ухватил ее больно за грудь,— Только заикнись еще, я тебя так оженю, что месяц на задницу не сядешь.
— Отпусти. Больно, милый. Отпусти. Я же шутейно молвила.
— Ишь ты, шутница. Забыла, что я сказал тебе на Москве? Забыла? — Сделав «закрутку» на груди, он отпустил ее.
— Помню я, Юрий Данилович, помню. Я всегда твоя, только твоя.
Именно с этой «закрутки», зачернившей грудь, Стюрка убедилась, что как бы там ни было, а князь любит ее. Подумала умиротворенно: «Никуда он от меня не денется. Пусть женится. Все равно будет мой».
И назавтра у хана, ободренный Кавгадыем и умудренный подсказкой наложницы, Юрий Данилович сказал:
— Только у меня будет условие, великий хан.
— Условие? — удивился Узбек.— Какое?
— Она должна окреститься в нашу веру.
— Ну, это конечно,— улыбнулся Узбек,— жена всегда и во всем должна следовать за мужем.
— И после этого мы сразу венчаемся по нашему христианскому обычаю,— чеканил князь, замечая, что именно это и приходится по душе будущему родственнику. Смелый зять кому же не понравится? И даже когда плату за невесту в тысячу гривен назначил хан, Юрий и глазом не сморгнул, хотя все внутри вниз упало от такой суммы.