- Чёрт" Уйдёт от нас Андреич, как пить даст уйдёт.
- Сто пудов уйдёт и Вася не чешись, достало его начальство
- Жалко, толковый мужик.
Иванов задумчиво посмотрел, как закрылась дверь и устало спросил:
- У меня есть другой выход?
- Ваш вопрос содержит и ответ
- Мы говорим об одном и том же?
- Если нет, то я в вас разочаруюсь. Когда вы поняли?
- Не сразу. В середине нашей встречи до прихода ребят был звонок, помните, наш эксперт был в телестудии, общался с Шустерманом и взял на анализ лёд из термоса. Телезвезда призналась, что ей, то есть ему, Шустерману был звонок после утренних убийств и переданы мои слова о "Майнридах хреновых и безголовых всадниках", а также кое- какие подробности, не подлежащие огласке. Голос в телефоне был мужской. Кому то нужна была истерия в СМИ, чтобы мы спешили и делали ошибки. Кстати, появление голов было отличным ходом. Вечером нашу группу расформировали бы, а в другом составе преступление вряд ли бы было раскрыто. Нашли бы каких-нибудь отморозков, прессанули в КПЗ и те признались бы в убийстве не только Жаркова с Кувалдиным, но и Кеннеди со Сталиным. Выдумали бы какую-нибудь сатанинскую секту, с ритуальной рубкой голов и дело в шляпе, а осужденные в "Чёрном лебеде". Тут всё дело в факторе времени и мы должны были натолкнуться на версию мести и ухватиться за неё, что и получилось. Но тут вдруг появляетесь вы, и наша свежая, сырая версия мгновенно обрастает железными фактами. Другой на моём месте обрадовался бы, ещё бы дело раскрыто и даже судить никого не надо, убийца сам наказал себя, тронувшись разумом от содеянного, да только я не оптимист и даже не пессимист, хуже всего - я реалист. Чудес не бывает, по крайней мере, полезных. И тут вы пришли, а я уже знаю, что мой эксперт дал железную гарантию, что вода из которой лёд в термосе не могла быть местной ни в коем случае. Закрытый секретный город, в десяти километрах от нас, о котором знает сейчас последний австралийский абориген, так долго ковал ядерный щит нашей родины, что каждая песчинка и капля воды в радиусе трёхсот а то и больше километров вокруг несёт в себе знак ГОСТ-а этого оборонного предприятия. А когда вы назвали место обитания предполагаемого преступника, расположенного в шестистах если не больше километрах от нас, то меня начали терзать еще более смутные сомнения. Термосок то куплен у нас в Цуме на третьем этаже и совсем недавно, ребята постарались, разузнали. Зачем лёд везти за тридевять земель в другом термосе и потом перекладывать в этот? Только для того, чтобы экспертиза показала, откуда он. Ещё один факт, ведущий к убийце. Не расследование, а песня. Особенно, если не обращать внимание на термос, купленный в нашем городе, поскольку он выпущен малой пробной серией и в соседние области в продажу не поступал. А там в продаже есть другие, не хуже. Это не дефицит. Зачем такие сложности с упаковкой нашего груза? И вообще, как сказал мне криминалист по мобильнику, лёд там вообще не нужен, в комплекте идут специальные химические аккумуляторы холода. Перемудрили вы, товарищ полковник. И всё это для того, чтобы направить следствие по одному пути, который привёл бы к Горелову, а тот уже почил в бозе. Вопрос один. Зачем это вам, или вашей организации?
Полковник с интересом слушавший Иванова, поднял руки и беззвучно хлопнул в ладоши:
- Браво, я и не думал, что так сильно недооценил вас и вашу команду. Мне тоже казалось, что с фактами перебор, но в последнее время в вашем ведомстве такой дефицит в думающих да и просто добросовестных людях, что ... Но согласитесь, выхода у вас нет. Факты предложенной версии железобетонны, а что самое главное, удобны. И для нас в том числе. Ваша версия о причастности третьей силы, напротив, будет настолько неудобна для всех, насколько косвенны все её факты. Вас даже никто слушать не станет.
Сорокин внимательно посмотрел в глаза следователю и продолжил:
- Знаете, мы знакомы около часа, вы мне нравитесь, в чём-то мы даже похожи.
Сейчас я расскажу вам своё изложение событий, как мне кажется, наиболее достоверное, и уж вы сами решите, что с ним делать. Вы правы, это была месть.
Полковник на мгновение замолчал и маска учтивой вежливости, бывшая на его лице до сего времени, исчезла. Это было мгновение, но Иванову стало не по себе. Он повидал на своём веку и убийц и маньяков, но впервые оказался перед самим олицетворением смерти, холодной, бесжалостной, которую нельзя ни купить, ни уговорить, и от которой не убежать и не скрыться ...
- Что с вами, Михаил Андреевич? Всё нормально? Я продолжу. Это была моя женщина и моя дочь. Не будем говорить о моральной стороне дела, я был в то время за речкой, когда родилась Анечка, и Катюша мне долго не признавалась, что они уже тогда с мужем не жили как муж и жена, собирались разводиться, не сладко ей пришлось. Когда этот ужас случился, я был на задании, очень тяжёлом, грязном задании. Есть такая работа, которую нужно кому-то делать, как бы противно не было. Я сделал её, потерял многих товарищей, сам был ранен, с тех пор хожу с этим. Нога уже давно в норме, но полезно иметь такие кажущиеся недостатки. После ранения был признан годным к нестроевой службе и переведён по моей просьбе в родной город, в областное управление ФСБ. Естественно, версия о гибели моих девочек сразу показалась мне липой. Понемногу собирая доказательства, я узнал, что виновников не двое, а трое. Так совпало, что Жарков с Кувалдиным попали в разработку по делу о контрабанде наркотиков и оружия и их начали активно "слушать". Попутно и их окружение. Так я узнал в одной пьяной беседе, что Горелов знал о том, что не он отец Анечки, и возненавидел их с Катей. Их смерть не была совсем случайной. В тот момент, когда пьяный водитель нёсся на красный свет, у мужа было достаточно времени вытащить мать с ребнком из под колёс, но он не сделал этого. И по его словам не жалел никогда об этом. Поэтому его так легко было уговорить отказаться от показаний. Хотя он и тут не прогадал, подружился с теми двумя, кстати, я так и не выяснил, кто тогда был за рулём, оба были пьяными и толком сами ничего не помнят, даже перед смертью не признались. Но того что они натворили остального за свою жизнь, для моего приговора было достаточно. Вот такие дела, Иванов. Решай сам. Одного мне не понять, почему, когда я одному и не самому плохому человеку, вина которого была только в том, что он свою родину защищал, голову отрезал, чтобы племенную вражду разжечь и Хекматияра с Ахмат-шахом лбами друг с другом столкнуть, мне звезду Героя дали, а за этих подонков меня хороший человек и прекрасный следователь может попытаться меня под суд отдать.