Дитя ушло из жизни. Что может быть печальнее на земле… И теперь, по прошествии многих лет, Демьян почувствовал, как из глубины души поднимается боль, что прочно угнездилась там в тот пронзительно-горький день, когда в его урмане не стало пятилетней девчушки…
Боль не прошла. Стало быть, он заслужил эту боль.
Боль напомнила историю Айсидора, деда ушедшей малышки Настеньки…
12
Когда в этих краях появились красные, Айсидор, отец Коски и Николая Малых из Лосиного рода, был в расцвете лет. Очевидно, поэтому выбор пал на него — отправили учиться в уезд на какие-то курсы. Вскоре он возвратился — с новыми, совершенно непонятными словами на языке. Соплеменникам он объяснил, что Белого царя, на которого «сидели много лет», скинули, и теперь страной и краем начал управлять Красный царь. Ну а этого Красного царя — каков он из себя — не видел, где-то далеко сидит, за пределами уезда. Но намерения у него самые лучшие — построить для всех охотников и рыбаков новую жизнь. Но сначала нужно выкорчевать и уничтожить все старое. Все старое, белоцарское — под корень!
И Айсидор рьяно взялся за это дело.
Строить?..
— Построим!
Корчевать?
— Выкорчуем!
Уничтожать?..
— Уничтожим!
Трудно?.. Да, трудно. Потерпите немного, говорил он соплеменникам. Вот избавимся от прошлого, от старого, построим все новое — и заживем тогда! И наступит время всеобщего блага! Потерпите немного. Помогайте корчевать и уничтожать старое!
В верховье реки, на высоком белом яру началось строительство нового поселка. Поселок вырастал на глазах.
Колхоз-хот — колхозный дом.
Пошта и радио-хот — почта и радиостанция.
Мыр-лавка — народный магазин.
Лекарь-хот — медпункт.
Невремэт-хот — школа-интернат.
Немного позже — детский сад и детские ясли, метеостанция, водомерный пост.
Бревенчатые домики.
Домики.
Домики.
Для охотников и рыбаков.
Организовали колхоз. Колхозу дали имя Сергея Мироновича Кирова — в те дни он погиб от руки врагов революции. И заметался беспощадный огонь отмщения в яростно сузившихся глазах первого председателя Айсидора. Побыстрей надо корчевать и уничтожать, говорил он всем своим обликом. Нечего там церемониться!
Поселок строился, рос.
Жизнь входила в новое русло.
Но чем дальше, тем суровее и сумрачнее становился председатель Айсидор. Ему казалось, что все можно сделать вдвое быстрее, втрое лучше.
Он торопил своих колхозников.
Он торопил время.
Детей нужно в школу-интернат сдавать, чтобы они грамоте учились. Как?! Оторвать ребенка от семьи?! Пошумели родители, но детей свезли в интернат. Потом вышел новый указ: люди со всей Реки должны съехаться и жить в поселке. А как рыбачить да охотиться? В каких местах? Чтобы добраться до своих угодий, нужен транспорт. А транспорта нет. И как вне угодий жить? Ведь все тесно связано — человек и земля. А земле таежной нужен хозяйский глаз, если хочешь от нее что-то получить. Осенью готовишься к зимнему сезону, весной — к летнему. А Красный царь чего-то чудит, удивлялись люди. Зачем ему все это надо?! Сколько лет жили по-своему, по своим обычаям и обрядам, а теперь все сразу нужно ломать. Охотника, предки которого всю жизнь ходили по звериному следу, стали учить, где и как выслеживать добычу. Рыбаку указывали, как он должен ловить рыбу.
Приходили бумаги со следами-строчками. Айсидор читал эти бумаги и переводил соплеменникам, как они должны жить и что должны делать. Теперь, внушал он, при Красном царе жить необходимо только по бумагам, которые приходят сверху. И он показывал в ту сторону, где ему пришлось побывать. Ему пришлось, а остальным — нет. Не может же Красный царь всех сразу обучить грамоте.
Умные не спорили — по бумагам так по бумагам, а сами посмеивались в бороды и усы. Но вскоре пришлось упрятать усмешку — наступили времена Кровавого Глаза. Тут не до смеха…
И первым каюром этого Нечистого Духа стал Айсидор. Айсидор открыл ему Реку и жителей Реки — провез его от устья до самого верховья. Провез его через многие правые притоки, боры и болота, ручьи и родники. Провез его через многие сиры охотников и рыбаков. Ему срочно требовались «враги народа» — и их делали, искали и находили.
Тот косо поглядел на колхозные дела — к тому времени в верховье и низовье Реки было организовано два колхоза в новых поселках.
Тот не очень почтительно отозвался о новом времени.
Тот некстати помянул бога, а справлять религиозные обряды строго воспрещалось по грозным бумагам сверху.
Тот шаман — своим камланием накликает всяческие беды на Советскую власть. Шаман — это самый опасный враг. А там поди разберись, шаман или не шаман. Шибко-то никто не разбирался, главный факт налицо — враг. Ну и отвечай по всей строгости времени. И люди отвечали. Нечистый Дух увозил их. И они бесследно исчезали. Даже бумаги не приходили об их кончине, не говоря уже о здравии.
И Айсидор, пошли слухи, подписывал или писал для Нечистого Духа какие-то бумаги. Какие и о чем — никто толком не знал. На то он и председатель, чтобы иметь дело с бумагами, говорили одни. Но другие опускали взор и молчали. Только изредка кто-нибудь заметит вскользь, что Айсидор тоже вроде бы шаман, но Нечистый Дух почему-то не трогает его. Но когда список «врагов» начал, видно, иссякать, настал черед и Айсидора. А незадолго до этого, сообщила молва, он пошаманил и вынес себе приговор:
— Это я Нечистому Духу открыл нашу Реку — и не будет мне пощады ни в Среднем, ни в Нижнем Мире, куда я скоро уйду!..
Помолчал немного, а после паузы добавил:
— И все мужчины моей ветви нашего сира, до седьмого колена, поплатятся за это!..
Он снова помолчал, затем сказал:
— Женской половины это не касается — она уйдет в другие сиры…
Притихли все домашние, родные и близкие. И эту зловещую тишину дома рванул крик жены, матери трех сыновей и одной дочери:
— Только зло!.. А добра нам не можешь пожелать?! Доб-ра!..
Он смиренно ответил: