И всё же что-то таилось в глазах Селены. Кажется, печаль. Она словно взывала ко мне, подпитывая мою собственную горечь. Уверен, Селена даже не понимала собственной реакции. Я знаю, что такое боль, обида и печаль. И именно это я почувствовал в ней. Подобное тянется к подобному, и, наверное, именно поэтому меня потянуло к ней так сильно.
А ее грудь. Mon Dieu, да она просто совершенна. Я был близок к тому, чтобы прижать девушку к стене, прикасаясь и целуя до потери пульса. Но когда Селена поймала меня за разглядыванием, то изобразил полное безразличие. Хотя на самом деле член стал твёрже гранита.
Так, кому-то перед сном явно понадобится холодный душ. Поэтому, приложив максимум усилий, и сосредоточился на воспоминании о рукопожатии. Судя по выражению её лица, - что у стойки администратора, что в моей комнате, - должно быть, я неосознанно посылал ей противоречивые намеки. Просто она застигла меня врасплох, сея внутри хаос. И я словно разрывался между страстным влечением к ней и своим прошлым.
Неужели я был заинтригован не столько внешней привлекательностью Селены, сколько её схожестью с Колетт?
Вытащив из кармана телефон и пролистав список контактов до буквы «Ж», я нажал кнопку вызова.
– Мне нужно, чтобы ты для меня кое-кого проверил, – после обмена приветствиями сказал я.
Знаю, что это довольно подло с моей стороны, но если я собирался добиваться этой женщины - а это определенно входит в мои намерения - то сначала мне нужно навести кое-какие справки.
На этот раз мне необходимо предпринять все меры безопасности. А мой друг Жиль - владелец охранной фирмы. И, безусловно, надежный. Я знаю его много лет, и Жиль для меня уже почти как член семьи. Два года назад в разные дни недели мне стали приходить необычные сообщения от неизвестного абонента. В основном с флиртом, а иногда и с очень интимными предложениями, но без единой угрозы. Жиль пробовал их отследить, но это оказалось весьма не просто. Он считал, что для отправки использовались одноразовые телефоны. Даже несмотря на то, что Жилю так и не удалось отследить отправителя, я всё равно безоговорочно ему доверял.
Закончив разговор, я улёгся на кровать, потирая рукой шею. В данную минуту я состоял из клубка противоречий. К такому состоянию я определенно не привык, и оно мне совершенно не нравилось.
Я завтра же улечу в Прованс. Расстояние поможет мне сконцентрироваться на более важных вещах. Симпозиум Искусств, который продлился неделю, отнял у меня всё время, и теперь накопилась уйма дел. И, кажется, они определённо включают в себя эту нахальную красивую американку.
ГЛАВА 4
Что-то укололо меня в щёку. Распахнув глаза, я увидела самые обворожительные в мире зелёные глаза на таком милом личике. Из ниоткуда появилась маленькая ручка и отбросила со лба чёрные кудри.
Малыш моргнул.
Потом ещё раз.
Я прижала руку к груди, стараясь дышать медленно, чтобы успокоить зарождавшуюся внутри боль. Глаза начало жечь.
Проклятье! Я сейчас разрыдаюсь и испугаю ребёнка.
Боже, хоть когда-нибудь станет легче?
Я глубоко вдохнула, стремясь ослабить боль потери, которая подкрадывалась ко мне всякий раз, когда я видела поблизости ребенка. Особенно такого прелестного, как этот, что сидел сейчас передо мной.
Мне удалось взять себя в руки. Хотя и с большим трудом.
Мальчик отклонился назад, хмуро глядя на меня. Могу поспорить, он подумал, что я чокнутая.
Откашлявшись, я натянуто улыбнулась.
– Привет, – хрипло сказала я, надеясь не напугать малыша.
Он продолжал разглядывать меня, словно пытался решить сложную математическую задачу. Неожиданно на ангельском личике появилась широкая улыбка, демонстрируя отсутствие нижних передних зубов.
– Ты подружка моего папы? На тебе его рубашка. И ты... – он прищурился, словно подыскивая подходящее слово. – Ага! Belle[5]. Красивая.
Он развернулся и выбежал из комнаты с криком:
– Папа!
Ещё до того как стихло эхо от топота маленьких ножек по плиткам, я спустила ноги с кровати и посмотрела на чёрную шёлковую пижамную рубашку, которую натянула, замёрзнув посреди ночи.
И тут до меня вдруг дошло, что кричал мальчик. Папа? Ремингтон Сен-Жермен его отец? Серьёзно? Красивый художник никак не выглядел, как чей-либо отец. То немногое, что я видела, плюс лицо, голос... Так, если я собираюсь спуститься вниз и при этом не умереть от смущения, ежеминутно вспоминая о том, как меня застукали обнажённой, то пора прекратить о нём думать.
Я поискала глазами часы в комнате и, когда нашла их на прикроватной тумбочке, застонала. Я проспала дольше, чем планировала, и теперь у меня только полчаса, чтобы собраться и успеть на встречу с Эндрю в офисе «Сара Арден».
Я выбралась из кровати и пошла в душ. Быстро ополоснувшись, оделась в сливочно-жёлтый топ с открытой спиной и натянула вчерашние голубые джинсы. Последний штрих – быстренько нанесла лёгкий макияж.
Запихнув все вещи в дорожную сумку, я заправила постель, убедившись, что всё осталось так же, как и до моего приезда. Я спустилась вниз и замерла на пороге огромной гостиной, которая была частью одного большого открытого пространства. Ремингтон с мальчиком стояли тесно прижавшись друг к другу. Малыш тараторил без умолку, в то время как Ремингтон возился на кухне и что-то готовил. У меня сложилось впечатление, будто я вторглась в их ежедневную утреннюю рутину, но ничего не могла с этим поделать.
Я рассматривала огромное помещение, на которое прошлой ночью из-за усталости едва взглянула. На белых стенах нет ничего, кроме нескольких картин, висящих в гостиной друг напротив друга. На одной изображён красивый трёхлетний малыш. Судя по чёрным кучерявым волосам и восхитительным зелёным глазам, это тот кроха, что меня разбудил. На другой картине женщина лет пятидесяти со схожими с Ремингтоном чертами лица. Я не великий знаток искусства, но с уверенностью могу сказать, что портреты выполнены просто великолепно.
Также в гостиной стояли три кожаных дивана, на них в беспорядке лежали кремового цвета подушки, а парочка даже валялась на полу. В правом углу стоял ящик, полный игрушек. Над мраморным камином на полке три серебряные рамки с фотографиями. Я подошла ближе и прищурилась, чтобы лучше их рассмотреть. На всех фотографиях Ремингтон, мальчик и женщина с картины. Вот они стоят напротив колеса обозрения или сидят на берегу реки и ловят рыбу.
Но где же мать мальчика? Они в разводе? Или она умерла?
Я снова бросила взгляд в сторону высокого длинного кухонного стола. Если вчера от вида Ремингтона захватывало дух, то сейчас, глядя на него с сыном, таинственный месье Сен-Жермен казался мне ещё красивей, чем прежде. Я нерешительно топталась в гостиной, наслаждаясь видом семейной идиллии.
Ремингтон был в чёрных шёлковых пижамных штанах, низко сидящих на бедрах, и белой футболке, выгодно подчёркивающей сильные рельефные руки, покрытые густыми тёмными волосами. Пока мужчина готовил еду, мышцы на его груди под футболкой перекатывались и играли. Мальчик что-то сказал, и Ремингтон с улыбкой взъерошил кудрявую головку сына.
О Господи! Какая улыбка!
Вокруг словно стало светлее и ярче от этой обезоруживающей белозубой улыбки. Он повернулся, открыл холодильник и что-то вытащил оттуда, закрыл дверцу и продолжил готовить. Мальчик взобрался на стул и нагнулся вперед, прижимаясь своим лбом к отцовскому, а потом поцеловал его в нос. Ремингтон схватил сынишку за талию и защекотал, а малыш пронзительно взвизгнул.
Нет, не единого сомнения. Это его сын. Было что-то ужасно очаровательное в том, как они одинаково наклоняли голову вправо, когда разговаривали, или как щурились, о чём-то думая.