Я вдохнула обжигающий воздух и потянула за кандалы на запястьях. Ржавые манжеты были покрыты коркой засохшей крови, и тёмно-бордовые пятна соскребались вместе с моими движениями, остатки чужой боли и отчаяния. По обе стороны дороги стояли серые бетонные здания, все одинаковой конструкции. В три этажа высотой, квадратные отверстия примерно через каждые три метра, окна без стёкол, внутри темно. Единственное, что их отличало — это картины, раскрашивающие их фасады. Некоторые из рисунков были похожи на граффити, чёрные и неровные, а некоторые больше походили на фрески. Но все они были неровные и щербатые, потрескавшиеся и выцветшие. Здесь всё умирало.
Эта мысль отпечаталась у меня в голове, когда мы проезжали мимо Мазикина, бегущего по улице на четвереньках с женщиной на поводке. Она была молода, но выражение её лица отражало столетние страдания, когда её похититель натянул поводок, заставляя её глотать воздух. Мазикин потащил её через вход в одно из зданий. Все существа вокруг нас забегали в помещения по мере того, как температура росла, а солнечный свет становился ярче через купол, заливая город с жестокой тщательностью.
— Надень капюшон, а то сгоришь, — пробормотала Анна. — Боже, это ужасно.
Я искоса взглянула на неё. Её скрутило в странной позе, бёдра были прижаты к полу, спина согнута. Она вытянула пальцы и что-то нацарапала… она пыталась дотянуться до своих ножей.
— Я могу помочь, — прошептала я. — Перестань их дёргать, а то поранишься.
В отличие от меня, на Анне не было перчаток.
— Я почти уверена, что смогу открыть замок, — сказала она мне, наклонившись ближе.
Мой капюшон упал на голову, когда я вцепилась зубами в рукоять одного из её обоюдоострых метательных ножей. Я начала оттягивать его назад, как раз когда мы переехали через кочку. Я лбом ударилась о металлический край телеги, и на секунду увидела звёзды, но затем вернулась к своей задаче вытащить нож из ножен. Через несколько секунд я вытащила его, а затем резко наклонилась, чтобы Анна смогла вырвать его у меня изо рта.
Выпрямившись и уступая место Анне, я обернулась и увидела, что женщина, втиснувшаяся рядом со мной, внимательно наблюдает за нами.
— Вы тоже участвуете в Сопротивлении? — спросила она меня, её глаза метались туда-сюда, как будто она боялась, что нас подслушают, несмотря на рёв и кашель мотора, грохот телеги по ухабистой дороге и рыдающих женщин вокруг нас, которые бормотали на дюжине разных языков.
У меня ёкнуло сердце.
— В «Сопротивлении»?
Она побледнела, увидев мой растерянный взгляд.
— Нет, нет, — пробормотала она. — Я этого не говорила.
Она опустила голову и прижала лоб к ладоням, её плечи дрожали.
Рядом со мной Анна возилась со своими кандалами, а её плащ скрывал её движения. Я приподнялась на цыпочки и подтянулась вперёд, чтобы получше разглядеть, куда мы направляемся. В десятках кварталов впереди виднелось массивное здание, частично скрытое зеленовато-коричневым смогом, сквозь который виднелись кончики нескольких дымовых труб.
Я уже чувствовала елейный запах жареного мяса.
Я сморгнула образ того, что ожидало нас на мясокомбинате, как раз вовремя, чтобы заметить фигуру в чёрном плаще, исчезающую между двумя зданиями в квартале от нас. По очертаниям силуэта я могла сказать, что это был человек, а не Мазикин, но он двигался уверенными шагами, а не сломленным грубым страхом, который согнул спины людей, которых я видела до сих пор. Я задрожала в предвкушении, когда мы подъехали ближе, я хотела увидеть, куда он идёт, что он делает. Но мы остановились за другой механизированной телегой, на этот раз нагруженной бетонными блоками. Телега врезалась в огромную выбоину и накренилась в сторону, вывалив несколько кирпичей на улицу и тротуар. Повозник скакал вокруг, подталкивая двух человек, которые пытались вытолкнуть колесо телеги из ямы.
Тот, что нас вёз, встал и начал ворчать на другого Мазикина, который поднял свою уродливую голову и плюнул в нашу телегу. Он поднялся на задние лапы и взмахнул дубинкой, поразительно похожей на человеческую бедренную кость. Наш повозник сел обратно, ворча себе под нос и натягивая капюшон, прячась от солнца. Я кожей ощущала как она медленно варится, особенно теперь, когда мы даже не чувствовали горячего воздуха, мчащегося над нами, когда мы спускались вниз по дороге.