— Людей?
Я кивнула.
— У меня такое чувство, что Мазикины не полностью контролируют ситуацию. Мы украли ключ от твоих цепей у парня, которого здесь величают Кузнецом, и он казался довольно бездарным, несмотря на свою преданность Мазикиным. И я не знаю, где мы сейчас, но думаю, что если бы мы были у Мазикинов, они не дали бы нам пресную воду и одежду, и тем более не оставили бы нас вместе.
— Я уже раньше видел женщину, которая схватила нас, — сказал Малачи. — Когда я был на площади. Та, с белокурыми волосами и в чёрном плаще.
— Она сказала, что она служит Кожевнику. И я думаю, что она следила за Такеши, Анной и мной.
Малачи намотал один из моих локонов на указательный палец.
— Кажется, ещё я видел твою мать, — сказал он приглушённым голосом. — На мгновение мне показалось, что это ты.
Он закрыл глаза, как будто ему было больно вспоминать.
— Мазикин, который владел ею, принял её как домашнего питомца. Они с моей матерью собирались помочь нам доставить тебя в безопасное место.
Малачи медленно передвинулся, пока мы не оказались грудь к груди. Затем он положил руку мне на лицо.
— Каково тебе было снова увидеть её?
— Странно. Я… она словно незнакомка, но смотрит на меня так, будто знает меня. Иногда. Хотя большую часть времени она, кажется, полностью погружена в свои мысли, — я вспомнила те минуты в её объятиях. — Но… она всё ещё любит меня. Где-то там, в душе, по-настоящему.
Он погладил меня по щеке большим пальцем.
— Я спросил Рафаэля о ней после того, как ты чуть не пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти Мазикина, который овладел её телом.
— И он, в самом деле, ответил тебе? Впервые слышу.
Он улыбнулся.
— Наверное, он решил, что мне нужно знать. Он знал, что ты не будешь говорить со мной об этом из-за того, как я поступил… отстранился от тебя, — его глаза встретились с моими. — И он также знал, что я был настолько отвлечён этим, что не мог выполнять свою работу.
Я проигнорировала лёгкий укол боли при воспоминании о тех неделях, которые мы провели, едва разговаривая друг с другом.
— Потому что ты думал, что твой капитан сходит с ума.
— Нет, — тихо сказал он, — потому что девушка, которую я люблю, ужасно страдала.
Я прильнула к нему, и он поцеловал меня в лоб.
— Я не знаю, как к ней относиться, — сказала я. — У меня есть немного воспоминаний о ней, но они очень расплывчаты. И хотя я знаю, что это не её вина, мне трудно смириться с тем, что меня вот так бросили. Я не уверена, что мне было лучше без неё. Не похоже, чтобы кто-то ещё ждал, чтобы полюбить меня…
При воспоминании о том, что произошло вместо этого, у меня перехватило дыхание.
Его тепло просочилось сквозь мою одежду, достигая всех моих холодных мест. Ему не нужно было говорить мне, что ему больно думать о том, что случилось со мной… я знала это. И я ему доверяла. Что было не чем иным, как чудом. Он держал меня, молча твердя, что любит меня сейчас, безмолвно надеясь, что этого будет достаточно, и моё тело расслабилось, давая ему понять, что это так. Мои руки скользили по его спине, рисуя узоры, которые говорили, что мне это нужно, что это самая драгоценная вещь в мире для меня.
Я вздёрнула подбородок, и наши губы встретились. Он тихо застонал, звук был на полпути между болью и удовольствием, и когда наш поцелуй углубился, я почувствовала во рту железную соль его крови. Жар его кожи обжигал меня, и я не знала, было ли это жаром или желанием. Его покрытое шрамами, обнажённое тело было так близко к моему, и большая часть меня хотела прикоснуться к нему, и позволить ему то же самое. Моё сердце заколотилось, нетерпеливо и испуганно, томясь в любопытстве, но слишком нервничая, чтобы быть спокойным. Я пальцами впилась в его плечо, и он вздрогнул.
Я оторвалась от его губ.
— Прости, — прошептала я.
Он легонько поцеловал меня в щёку.
— С тобой всё в порядке?
Я кивнула, и он снова притянул меня к себе, прижимая мою голову к своей шее, наполняя меня ароматом его кожи и растущей силой его рук, пока они гладили мои волосы и лицо.
И именно в таком положении нас обнаружила Треса, когда стальная дверь со скрежетом отворилась.
Я скатилась с койки и приземлилась на корточки перед Малачи. Мои руки автоматически переместились к бёдрам, но, конечно же, с меня сняли оружие и перчатки перед тем, как бросили сюда.