— Куда он направляется? — Облако становится все меньше и меньше в дали, прежде чем исчезнуть в зарослях желтых и зеленых хвойных деревьев.
— В Калабар. Ему не потребуется много времени, чтобы найти свое стадо.
— Похоже, ты много знаешь о царстве лошадей, Кайм. Ты бывал там когда-то?
— Да. У Ордена есть договоренность с тенгу. В обмен на обучение нас верховой езде мы время от времени выполняли для них кое-какую работу.
— Работу? Ты имеешь в виду… убивать людей? Но тенгу сами по себе дикие воины. Они убивают любого, кто заходит на их территорию. Зачем им понадобился ассасин? — Я подавляю легкое чувство ужаса, которое клубится внутри меня, угрожая перерасти в нечто большее. Кайм зарабатывает на жизнь убийством людей. Теперь, когда моя жажда крови угасла, реальность его существования начинает доходить до меня. До сих пор у меня не было возможности слишком детально останавливаться на этом, и, возможно, это к лучшему.
— Репутация тенгу — это в основном мидрианская пропаганда, — кратко говорит Кайм. — Они свирепые воины, да, но тенгу убивают только тех, кто крадет лошадей с равнины. Стадо — это их средство к существованию. Они не могут позволить себе потерять его. Проблема в том, что в последнее время мидрианцы становятся все смелее и успешнее. Калабарские лошади пользуются большим спросом, потому что из них получаются отличные боевые кони. Чтобы воспрепятствовать этой практике, тенгу обычно просили Орден отправиться вглубь Мидрии и убить конокрадов. У них нет навыков или знаний, чтобы путешествовать по империи, поэтому они просили нас выследить воров.
— Просили? Орден больше так не делает?
— Раскол произошел, когда новый Великий магистр вступил в должность. Я не знаю всех подробностей этого события. — Черты его лица становятся жестче. Что-то его разозлило. — Пойдем, Амали. Отсюда мы пойдем пешком. Нужно добраться до возвышенности до наступления темноты.
Я с трепетом смотрю вниз на свои обутые в сандалии ноги, прежде чем поднять взгляд на неприступный хребет Таламасса. Сейчас мы находимся прямо у его основания. Все, что я вижу, — это зазубренный камень, отбрасывающий глубокую тень. Мои соломенные сандалии никогда не выдержат такого тяжелого похода.
— Мы поднимемся вверх?
Кайм садится рядом со мной и снимает свои высокие кожаные сапоги.
— Пока ты будешь носить это. Они слишком большие, но я могу набить их тканью. Когда мы доберемся до дубильной деревни, я раздобуду для тебя что-нибудь приличное.
— До дубильной деревни?
— В долине за первым горным хребтом есть небольшая деревня ремесленников Иони, которые умеют выделывать кожу и меха. Ты увидишь.
— тМне кажется, я слышала об этой деревне. Есть место, где наши охотники торговали мехами до того, как пришли мидрианцы и начали требовать животных, на которых мы охотились, в качестве налогов. Есть несколько бродячих охотников, которые все еще живут глубоко в лесу, прячась от мидрианцев. Один из них — мой двоюродный брат. Возможно, они все еще торгуют с Иони. Я хотела бы предупредить их о грядущей войне, но их невозможно найти — если только они сами не хотят, чтобы их нашли.
Жизнь охотника-бродяги тяжела и опасна. Только самые приспособленные и сильные из нас могут это сделать, но их существование помогло всем нам выжить. По крайней мере, раз в сезон бродячие охотники оставляли большой пакет сушеного и соленого жирного мяса на краю нашей деревни, замаскированный таким образом, чтобы мидрийцы его не нашли. Мы тайно передавали вкусные кусочки по кругу, добавляя их в водянистое рагу из муки тама или давая детям жевать их ночью в кроватях.
— Для всех нас лучше, чтобы они были там, а не здесь, — говорила Аная, и мы все знали, что она права.
— Если они так искусны в маскировке, то им нечего бояться мидрианцев. Имперские солдаты не пойдут туда, куда не смогут их лошади.
— Им пришлось бы сжечь всю Комори, чтобы найти их. — Щупальце беспокойства обвивается вокруг моего живота. Что, если они действительно достаточно безумны, чтобы сделать такое?
— Я уверен, что ваши охотники будут…
Воздух вокруг нас становится неестественно холодным. Кайм становится темным и бледным пятном, когда поднимается на ноги, двигаясь так быстро, что на мгновение он фактически исчезает из виду.
Как будто мне не нужно было еще одно напоминание о том, что он не совсем человек.
И он хочет оставить меня себе?
О милостивая богиня!
Мой взгляд прикован к его руке. Она сжата в кулак, и его пальцы обхватывают что-то длинное и прямое.
Это… стрела?
Неужели он просто поймал ее в воздухе?