Щиты поднимаются так же быстро, как и падают. Он поворачивается и манит меня, как какой-нибудь надменный мидрианский лорд.
— Амали, пойдем. Мы уходим.
— Позволь мне хотя бы попрощаться.
— Сделай это по-быстрому. — Он складывает руки на груди, излучая нетерпение.
Я смотрю на него свирепо. Почему он так встревожен? Несколько минут для прощания не повредят. Я уже смирилась с тем, что поеду с ним. Чего бы он ни хотел… я не смогу ни сопротивляться, ни убежать. Он просто слишком силен.
И часть меня больше не хочет пытаться убежать.
После того, что мы разделили там, в хижине Саны…
Как я могу?
— Аная, — я подхожу к ней и подставляю лоб, согнув колени так, чтобы макушка моей головы была ниже, чем у нее, — в знак уважения.
Она прижимается своим лбом к моему, ее костлявые пальцы гладят мой затылок.
— В конце концов все должно измениться. Не волнуйся, Амали. Наш народ пережил более тысячи зим в этой части света. И мы переживем еще столько же.
Слезы щиплют глаза, когда она отпускает меня. Это действительно поспешное прощание, и оно кажется горько-сладким. Это было не то, чего ожидала, но, с другой стороны, я вообще не ожидала оказаться здесь.
Я должна была умереть.
— А, так значит, то, что мидриане говорят о Меченых, правда, — последнее слово остается за Велтеей. Она всегда была такой. Ехидная сучка. Она с горечью смотрит на мертвых солдат, потом на Кайма. — С таким же успехом он мог бы быть богом смерти. Лучше возьми свое проклятие и иди с ним, девочка. Не возвращайся к нам. Ты и так причинила достаточно неприятностей.
— Хватит, Велтея, — рычит Аная, стуча посохом по земле. — Хоть раз в жизни не делай этого…
Двигаясь так быстро, что становится черно-белым пятном, Кайм делает шаг вперед, его лицо подобно грому.
— Довольно. Прекратите свои ссоры и уходите сейчас же, если не хотите умереть.
Больше ничего не слышу, потому что температура резко падает, мое зрение затуманивается, и все, что вижу, — это лицо Кайма, сияющее и напряженное, как камень, и последнее, что замечаю, прежде чем все становится размытым, — это зловещее облако дыма, ползущее по небу, заслоняя солнечный свет.
Очень много дыма.
Горит лес?
Почему горит лес?
Холод повсюду. Его сильные руки обнимают меня. Следующее, что помню, это то, что мы едем на спине Облака прочь от моей прошлой жизни.
Позади нас абсолютная тишина. В моей груди зияет огромная дыра.
Такое чувство, что внутри меня что-то порвалось. Меня так переполняет чувство потери, что я едва замечаю шок от того, что меня волшебным образом переносят из одного места в другое.
Как он только что это сделал?
Он опять очень холоден, и дело не только в температуре тела. Кайм молчит и неподвижен, и от него исходит ужасное напряжение.
Я украдкой оглядываюсь через плечо и вижу свой народ, возможно, в последний раз.
В туманном утреннем свете их лица кажутся пепельными и изможденными. Выражение их лиц затравленное, глаза широко раскрыты и окружены темными кругами.
Сана сейчас там, держит малышку на руках. По крайней мере, ребенок перестал плакать. Она поднимает руку в торжественном прощании, и девочка повторяет этот жест, неуклюже помахивая крошечной ручкой.
Вспомнив о золоте Кайма, я роюсь в юбках своего платья и достаю монету из глубокого кармана. Затем поворачиваюсь в седле, почти теряя равновесие, когда поднимаю руку, чтобы бросить ее. Но рука Кайма сжимается вокруг моей талии, придерживая, он притягивает меня к своему холодному, твердому телу.
Я бросаю монету Сане. Моя цель достигнута. Золотой падает в грязь у ее ног.
— За беспокойство, — кричу я через плечо. — Извини за хижину.
Глаза моей старой подруги расширяются, когда она замечает монету.
Неожиданно малышка улыбается нам. Магиела — единственная, кто не выглядит испуганной. Великолепное дитя. Она слишком юна и невинна, чтобы понять, что алебастровый человек, оставляющий за собой след из тел, — это тот, кого следует опасаться.
Я все еще боюсь его?
Почему-то нет.
Я поднимаю руку и слегка машу им. До свидания. Надеюсь, мы еще встретимся в этой жизни.
Слезы щиплют глаза, я отворачиваюсь.
Принятие оседает во мне тупой свинцовой тяжестью.
— Что мы делаем, Кайм? — шепчу я, когда его холодные руки устраиваются поудобнее над моими бедрами. Его прикосновение бесспорно собственническое. Я не смогла бы убежать от него, даже если бы попыталась.
К счастью, юбка моего платья очень широкая, что позволяет мне удобно сидеть в седле.