А потом всё покатилось по наклонной – в буквальном смысле. Гильда вылетела из облака и рухнула на школьный двор, несколько раз отскочив от земли. К счастью, она не сильно пострадала, но Чашек, выглянув из окна, заметил, что, когда она уходила, её круглое тело покачивалось из стороны в сторону, словно растянутый аккордеон.
– Интересно, что случилось, – проговорил он.
– Не разговаривай, Чашек, – предупредил профессор Люсьен. – Займись работой.
Чашек нахмурился, но взял карандаш и продолжил писать. Через несколько секунд на его парту приземлился самолётик из синей бумаги. Его кинул Кружек (который, как вы помните, с ума сходил по самолётам).
«Осторожнее, Чашек! – гласила записка. – Тебе сегодня нельзя влипать в неприятности. Не забудь, нам надо после школы купить подарок Старине Чайнику».
Чашек вздохнул. Достав маленький листок зелёной бумаги, он написал «Знаю!», потом сложил из него самолётик и кинул Кружеку. Но прежде чем он успел снова взяться за карандаш, на парте приземлился фиолетовый самолётик.
«Ребята, о чём болтаете?» – спросила в записке Чаша.
Он достал второй листок зелёной бумаги и ответил. Потом прилетел второй синий самолётик.
«Чаша пытается уговорить тебя пойти на карнавал?Не слушай её!»
И второй фиолетовый самолётик.
«Я ни за что, никогда, ни в коем разе не буду пытаться уговорить тебя сходить на карнавал в день рождения Старины Чайника, Чашек. Хотя звучит в самом деле весело. Пойдём!»
И вскоре по классу уже летало столько зелёных, синих и фиолетовых самолётиков, что он стал напоминать аэропорт в большом городе. Чашек собирался отправить ещё одну записку, но тут на его парту упал очень аккуратно сложенный жёлтый самолётик. Он открыл его.
«Чашек. На тебя наложено взыскание.
Искренне твой,
профессор Люсьен».
7. Тут только мы, дурачки
Взыскание? Не может быть. Только не слово на букву «В». Только не сегодня! Чашек переглянулся с Чашей и Кружеком. У них в руках тоже были жёлтые записки.
Как такое могло случиться? Как они все трое умудрились схлопотать взыскания именно в тот день, когда им обязательно надо в лавку Шквара? Чашек уставился на роковую записку, отчаянно надеясь, что где-то ошибся. Но нет. День рождения Старины Чайника будет испорчен, и во всём виноват именно он.
Катастрофа.
Следующие часы ползли словно улитка, которой никуда не хочется идти, а до этого «никуда» несколько жизней пути. Наконец прозвенел звонок, и все вскочили с мест и выбежали из класса – точнее, все, кроме Чашека, Чаши и Кружека. Они остались сидеть на местах.
– Прошу прощения, но вы нарушили правила, – сказал профессор Люсьен. Впрочем, он всё равно не смог сдержать понимающей улыбки. – Не беспокойтесь, у вас будет много времени, чтобы сходить на карнавал. Вы не пропустите всё веселье из-за меня.
– Но… – начал было Чашек.
– Никаких «но», – ответил Люсьен. – Я буду проводить эксперимент – вон там, – а вы просто тихо сидите за партами.
Чашек наклонился вперёд. Он хотел объяснить профессору, что они собираются устроить вечеринку-сюрприз в честь дня рождения Старины Чайника и что он собрал деньги со всех горожан, чтобы купить ему отличный подарок, и всё теперь зависит от того, успеют они добраться до лавки Шквара до четырёх часов или нет. Он хотел сказать, что их не интересует никакое веселье и чудеса, которые видишь раз в жизни, и они даже на карнавал-то не идут. Но всё было бесполезно.
Когда профессор Люсьен проводил эксперимент, он полностью отрешался от окружающего мира. Чашек лишь смотрел вслед ярко светящей лампе, которая прошла в угол комнаты и начала смешивать странные жидкости ядовитых цветов в своих колбах и пробирках. Профессор Люсьен исчез в таинственной стране под названием Наука. Теперь до него уже не достучаться.
Трое друзей сдвинули парты поближе.
– Ох, ну и влипли же мы, – прошептал Чашек. – Что нам делать?
– Может быть… сбежать? – шепнул в ответ Кружек.
– Думаю, если он останется один в пустой комнате, он это сразу заметит, – сказал Чашек.
Профессор Люсьен вдруг посмотрел прямо на них и спросил:
– Вы что-то сказали?
Все трое невинно улыбнулись и покачали головами.
Он вернулся к эксперименту.
– А что, если он не останется один? – спросила Чаша.