«Прости, что вчера расчувствовался. Я не должен был реветь перед тобой, да? Еще раз прости, и спасибо, что пытался меня поддержать. Люблю тебя, Лорел.»
Последняя фраза согрела мое очерствевшее сердечко. «Люблю тебя» от Лорела — лучший подарок, который мне могло преподнести это утро. И, черт возьми… Я не могу обижаться на одного из самых дорогих мне людей за то, что тот не хотел показывать мне свои слезы, особенно после такой милой фразы. В конце концов, у каждого есть право оставаться наедине с собой в тяжелые моменты. И я не вправе отнимать у Лорела это право только из-за своего эгоизма и желания не оставаться в долгу.
Меня опять занесло. Это тоже новая черта — я не могу больше бороться со своими мыслями и они занимают все больше и больше моего реального времени. Надо отучаться зависать. Неровен час, когда эта ошибка будет стоить мне жизни.
Я хватаю тарелку с завтраком, ложку и сажусь за стол. Первая небольшая порция холодной еды… Я расплываюсь в улыбке и зарываюсь пальцами в черные пряди волос. Каша оказывается невероятно вкусной. Еще вкуснее, чем обычно. Лорел явно расстарался, за что ему огромное спасибо. Сытный завтрак после вчерашней чертовщины мне просто необходим. Тишина кухни не давит, когда теплый солнечный свет проникает в помещение, а духи бродят далеко и не отсвечивают. Запах плесени и мокрой штукатурки, обваливающаяся со стен белая крошка — все это создает родной уют и рождает тепло в груди. Именно такое утро я люблю — спокойное, размеренное, полное тишины и запахов маленького дома небогатого могильщика. Теперь оно выпадает так редко… Надо наслаждаться каждым мгновением данного мне перерыва. Может, отменить прогулку с Гейлом и просто насладиться житием-бытием в пределах дома? Нет, пожалуй, все же нет. Мне надо поговорить с другом. Но для начала — доесть уже свой завтрак. Холоднее он, конечно, не станет, но все же.
Я едва успеваю доесть кашу, как Гейл присылает мне фоточку. Ожидая чего-нибудь серьезного, я открываю сообщение. А получаю мини-стриптиз. Гейл стоит, полуголый, в расстегнутых штанах, у лестницы и улыбается в камеру. Съемка ведется с вытянутой вверх руки, так что я могу отлично рассмотреть растрепанные красные волосы и их светлые корни. Позеришко. И как ему не холодно? Мы же там в стенах еще не все дыры заделали! Сквозняк же!
— Вот засранец. — еще и посылает вдогонку сообщение о том, что почти готов. Ну как не умилиться этим засранцем? Как не ответить ему его же монетой?
Быстро сфоткав себя за столом, я отправляю ему сообщение со словами «пошел одеваться. Береги свою задницу от холода!». И только после того, как в ответ мне приходит смайлик-улыбочка, я торопливо убегаю собираться. Запах летнего дня заполняет дом, и душная тяжесть уже развеяна теплым ветерком. Яркие краски возвращаются в мир вместе с неустойчивым, секундным спокойствием, подаренным мне сегодняшним днем.
Надеюсь, мы ни с кем сегодня не встретимся. Пусть это будет самый обычный день обычных мальчиков-подростков. Может, тогда я наконец смогу точно сказать, чего хочу — быть собой и жить человеком или найти себя в мире артеков.
***
— Гейл! — и снова Гринери, и снова Галаверский мост.
Я налетаю на Гейла со спины, повисая на его шее.
Сван Вейли сегодня непривычно тих. Машины неторопливо проезжают мимо, река спокойно несет свои мутные воды под мостом, крылья серых старых лебедей из мрамора бросают короткие тени, и солнце греет землю своим ласковым светом. Мир ленив и размерен, затих и притаился, ослабив свою хватку на моей шее. Я могу даже притвориться, что все произошедшее ранее сплошь и рядом мои галлюцинации и приходы. Но вместо этого я крепко хватаюсь за шею друга и еще раз вспоминаю все те слова, что должен сказать ему.
— Мортем, блин! Напугал! — друг резко разворачивается. Только потому, что я вовремя отпустил его, моя тушка не слетела с крепкой Гейловой спины на перила.
— Хе-хе, прости уж. Я рад видеть тебя, прыщезадый. — вокруг нас разморенными жарой тенями ходят люди, но мне до них дела нет. Я слишком рад этой встрече. День на пляже отлично показал мне, как важно почаще встречаться с друзьями. — Прости, что задержался.
— Да Бог с тобой, я как раз успел пообедать картошкой. — руки в карманах шорт, на тонких губах улыбка. Легкий ветер треплет потускневшие, но все еще красные волосы, а солнечные лучики заставляют друга жмурить счастливые голубые глаза. Только сейчас я понимаю, как же скучал по Гейлу. — Кстати, не объяснишь, что там вчера с небом было?
— Я-то откуда знаю? — Нейлсон сообразительный, но я не думал, что настолько. Впрочем, для знающего о Примумнатус все действительно понятно сразу.
— Ну, это же твои друзья-Боги что-то натворили, я прав? — он чуть склоняет голову к плечу, выглядя изумленным неправильностью своих догадок.
— Я не знаю. Сегодня мы с ними не встречались. — мне остается только разводить руками, потому что правду я пока действительно не знаю. Хотя очень хочу, ибо такая хрень очень противоречит принципу «не выдаем своего существования, ребята!». — Пойдем уже в убежище, мне надо с тобой пообщаться. Страсть как хочу курить и ныть.
— Ой нытло. Но, так уж и быть, я тебя выслушаю. — ой-ой-ой, нос-то как задрал. А глаза-то все равно теплые. Нет в них ни натянутой насмешки, ни наигранного превосходства. Ох Гейл-Гейл…
— Хей, я буду не только ныть! — мы сходим с места и двигаемся к спуску с моста на платформу. Народу немного, потому идем мы спокойно и медленно, никем не гонимые и ни от чего не бегущие. — Начну прямо сейчас — ты общаешься с Диггори после пляжа?
— Ну да. Мы с ним тогда до вечера сидели. После того, как ты ушел, мы еще покупаться успели. Да и вообще, он оказался неплохим парнем, как я и думал изначально. — он внимательный и далеко не наивный парень. Гейл боится ошибаться в людях, поэтому не верит им полностью и оценок не ставит. Так что же изменилось сейчас?
— Не общайся с ним больше, окей? — я уверен, что не ошибся. Диггори не тот, кем пытается казаться. — Я встретился с ним вчера в магазине. Он больной. На голову отбитый, я бы сказал. Дергается, дрожит, прям при мне чуть крышей напрочь не потек. — я приукрашиваю для пущей убедительности, да. Но он действительно был близок к этому, что бы я там не думал.
— Правда что ли? — Гейл смотрит на меня с удивлением. До лестницы совсем немного, но он встает и пристально вглядывается в каждое мое движение. — Нет, правда?
— Правда, правда. Странный он. Черт знает, что может выкинуть. — конечно, мое дело лишь предупредить. Окончательно решить, общаться с Диггори или нет, может только Гейл. Мне же остается только надеяться, что он не пропустит мой совет мимо ушей.
— У меня нет причин не верить тебе, но… — Гейл морщится и шумно вздыхает. Но кроме этого больше ничего не говорит.
Я не тяну из него слова клешнями. Не должен. Просто потому, что и так уже влез на опасную территорию ограничений лучшего друга в общении. Он не любит, когда за него что-то решают. И никогда не любил. Иначе сейчас мы бы с ним не были друзьями.
В убежище мы заходим в тишине. Я прохожу до пуфика, притащенного Бобом неделю назад, и усаживаюсь в него. Хорошо, что тот стоит рядом с диваном — я могу сидеть полулежа, опираясь локтем на подлокотник. Гейл тут же падает рядом. Под мой удивленный вздох он залезает под диван и шерудит там, поднимая клубы пыли. Мне остается только присвистнуть, когда он вытаскивает из темноты поддиванного небольшую бутылку джин-тоника.
— Ты же не думал, что мы не наделаем в убежище заначек? — ухмыляется, засранец, и легонько покачивает полной бутылочкой. Пыль с нее обваливается снегом, но ни мне, ни Нейлсону дела до этого и нет.
— Конечно не думал. — я своих друзей отлично знаю, они так во всех местах, что мы делали местом встреч, поступали. Привалиться на подлокотник рядом с головой Гейла легко, а вот отказаться от перспективы надраться — не очень. — Ты прости, но я сейчас трезвенник.
— Это еще почему? — изумленно выгибает бровь, почти любовно прижимая к себе бутылек. Выглядит как мать с младенцем, только смешно, неказисто и совершенно аморально.