Диггори… Ты сам подписал себе смертный приговор! Я это так просто не оставлю! Ты у меня еще поплатишься!
— Мортем! Боже… — крик Евы вторгается в комнату, в которой запах крови повис пеленой плотного тумана.
Я не прощу тебя, Диггори!
========== Мама ==========
— Итак, вы говорите, что на месте преступления не были? — Щелчок авторучки пронзает мое сознание словно острый нож. Но губы не дрожат, а взгляд направлен прямо в глаза копа, скрытые за внушительными очками.
Мутно-голубые, чем-то неуловимо похожие на глаза Гейла, они сверлят меня, расцарапывая свежую душевную рану.
— Да. Друзья звонили мне, но я не взял трубку. Потом они мне не ответили. Я думал, что они просто заняты… — каждое слово через силу, выдавить их из сжатого спазмом мучительного страдания горла тяжело. Мои сжатые в кулаки ладони, сложенные на крепко сведенных коленях, подрагивают. — О случившемся я узнал только сегодня утром, из звонка матери моего друга Гейла.
Это произошло вчера.
Вчера… Я потерял всех своих друзей, самых дорогих мне людей на всем белом свете. Их больше нет. Моих друзей… Огоньков моей души, без которых все теряло смысл… Их у меня забрали — так жестоко, так бесчеловечно отняли, изорвав в клочья все наше будущее. У нас было столько планов, столько мечтаний… Мы хотели пойти на пляж, отпраздновать начало нового учебного года, снова драться с Закки и его ребятами, просто жить, в конце концов… Но наше будущее уничтожили. Вместе с ними.
Сердце разрывается от боли. Злость, накатившая на меня вчера бурным приливом вместе с песком уверенности, ушла. Теперь нет ничего, кроме горького раскаяния и желания повернуть время вспять. Нет слез, нет крика…
Я не так хотел. Я ведь не хотел их смерти. Умоляя решить мою дилемму выбора между двумя мирами, я не просил делать это так… Чудовищно.
За что? За что они? Почему не я? Хаос, почему они, а не я? Я хочу услышать ответ, но глухая тишина в моей голове не отвечает ничем, кроме как горькими рыданиями, запрятанными глубоко в себе. Ответа на эти вопросы в моей голове не существует. В ней есть только кучка мыслей, ничего не могущих изменить.
Я не помню, как вчера попал домой. Вроде, Ева вытащила меня к дороге, но это не точно. Вроде, Лорел отвез меня к нам — это уже точнее, я могу припомнить, как он усаживал меня рядом с собой и снова давил педаль газа в пол. Кажется, они говорили о чем-то, причем на повышенных тонах. Но я ничего, совсем ничего не помню точно. Все, что отложилось у меня в памяти — два долгих часа в остывающей ванне, которые я провел, пялясь в плитки стены и захлебываясь немыми слезами.
Утром мне позвонила Лина Нейлсон — мама Гейла. Она так плакала, когда рассказывала мне о смерти сына… А мне приходилось играть удивление для нее. Чтобы никто не заподозрил, чтобы никто не узнал о моей вине. Чтобы никто не обвинил. Как я ненавидел себя в этот момент. Как ненавижу себя сейчас.
Сразу после нее позвонили полицейские — они пригласили меня в полицейский участок. Я думал, собирались обвинять. Мои отпечатки там были везде, я наследил конкретно. Думал, что попал, что моя месть закончилась, не начавшись, боялся. Не за себя, правда, а за жизнь друзей, за которую мог не отыграться.
Но вот, я здесь, в полицейском участке Сван Вейли. Сижу в кабинете какого-то незнакомого мне копа с седыми висками и пижонской бородкой и рассказываю ему, что ничего не знал. Тошнотворно-зеленые стен давят, низкий потолок наваливается, за замыленным окном оживает новый день, к которому я не должен быть причастен. Харон сидит в коридоре — ждет меня, наверняка волнуется. Хотя, с чего бы ему волноваться, а? Он ведь еще в машине рассказал, что они с Селиной подтерли все наши следы какими-то своими методами. Я не знаю и знать не желаю. Мне не важно уже ничего. Теперь, когда их нет, смысл жизни теряется все дальше в пучинах ненависти к себе. Харон - лжец. Мои друзья мертвы. У меня ничего не осталось. Больше в моей жизни нет ничего важного. Впрочем, я вру. Кое-что мне еще важно.
Убить Диггори. Растерзать его. Вспороть его поганый рот и оторвать грязные руки, которыми он убил моих друзей. Он мне за все заплатит… Теперь, когда все, что у меня осталось — апатия и ненависть, он заплатит мне за их жизни. Мне насрать на себя и на то, как глубоко я паду. Но мои друзья… Он не имел никакого права трогать их! И, клянусь всеми Богами, он мне заплатит.
— А вы не помните, кто должен был быть на Галаверском мосту? — мужчина смотрит на меня строго. Подозревает. Взгляни получше на мое серое от усталости лицо, мужик, и ты сразу поймешь, что не я их убил.
Но… Я виноват. Если бы меня не было… Если бы я не впутался в историю с Хаосом… Если бы, если бы, если бы! Они были бы живы, если бы все эти «если бы» случились.
Черт. Я ненавижу полицейский участок Сван Вейли. Грязное место с продажными людьми в нем. Мерзкие плакаты со всякой хренью на них, заваленные бумагами столы, въевшийся во все запах дешевого кофе и невкусных пончиков, мерзотный пол с разводах… И так хреново, а это место навевает лишь еще больше тоски. Раньше я часто бывал здесь — попадался после каждой драки, не умея ни скрываться, ни убегать. Сидел здесь часами, плюя в потолок и выслушивая лекции о том, что я не должен вести себя так, должен думать о родителях и бла-бла-бла. А рядом всегда был кто-то из банды — Гейл, Алекс, Ронга, Винс… Мои друзья, моя единственная родня. Вместе со мной они закатывали глаза на очередные нотации от уставших полицейских, которым до нас на самом деле не было дела. Вместе со мной они проводили долгие часы в этих мерзких стенах, развлекаясь шутками, прибаутками и передразниванием.
Я не могу не думать о ребятах, но больше всего — о Гейле. О своем самом лучшем друге, кровавым мешком растянувшимся на бетоне. О его холодной жесткой кисти в моей ладони, влажной и липкой от крови… В желудке опять все возмущается, хотя я не ел со вчерашнего дня. Боже, как же все плохо. Я не могу, не могу… Почему ты не забрал меня, черт возьми?
— Их должно было быть тринадцать. Все, кроме меня, — я ничего не скажу вам про Диггори. Это мое дело — выследить эту мразь и убить ее. А там уже и коньки самому отбросить можно.
— Странно, — мужчина хмурит кустистые брови и поджимает губы. Стук каблуков его ботинок о бетон раскатами грома в висках.
— Что странного? — Я поджимаю губы, едва сдерживаясь от желания зажмуриться и захныкать.
Они все были там. Все и каждый. Отправились прогуляться, захотели развлечься. А потом раз — и никого нет. Тонкая рука с черными нитями татуировки всех смела одним взмахом. Остался только я — почему-то избежавший этой горькой судьбы. Если бы я был там, он мог бы убить меня, а не их… Опять больно, опять плохо, ну почему меня не было с ними?
— Мы нашли только двенадцать тел, — я поднимаю голову.
Что? Я не ослышался? Мне не показалось в твоих словах то, что я хочу услышать? Господь, пусть не показалось… Кто-то жив, кто-то пережил этот кошмар.
— Гейл Нейлсон, Коул Стакадо… — он перечисляет и перечисляет, и каждое имя причиняет новую боль. Я не уберег вас, не спас. Простите, простите меня, ребята, пожалуйста, простите, что втянул вас в это. — Джимми Оуэн. Все.
— А… Томас Каста? — Боже, неужели… Неужели они его не нашли? Надежда, пожалуйста, подари мне надежду, дай мне шанс.
— Это тринадцатый член вашей компании, да? — Коп участливо и даже добродушно смотрит на меня. Мои губы дрожат, я готов закричать от счастья. Он может быть жив, Томми, мой Томми, мой маленький братик! — Нет, мы нашли только двенадцать тел.
— Господи… — да. Да! Ты не всех меня лишил, ублюдок! — Господи…
Я готов вопить от секундного счастья. Он жив. Он еще жив. Что Диггори сделал с ним? Куда он его увел? Что. Он. Сделал? Нет! Да неважно! Наплевать куда, наплевать как и наплевать почему. Мне все равно! Теперь… Я найду Томми. И когда найду… Диггори еще пожалеет о том, что вообще появился на свет.
— Ну, ну, парень, спокойнее… — мужчина протягивает свою огромную ладонь, через стол пытаясь похлопать меня по плечу. Мне не нужна поддержка.