Я ускользаю от нее прежде, чем Долорес успевает хоть что-то сказать. Срываюсь с места, запинаясь на ровном месте. Бегу, не слыша крика Харона за спиной и отчаянного «Энджел, пожалуйста!» от Долорес. Боль и ненависть затмевают все. Гейл, мой Гейл, мой лучший друг… Ты ведь этого не сделал! Ты не предал меня, ты не сдал меня ей, ведь так? Черт, нет! Я не верю. Не ей. Не сейчас, когда моя последняя надежда на счастливую жизнь — малыш Томми — черт знает где. Живой, еще живой. Должен быть еще живым. Я должен думать только о нем и о том, как его спасти.
Так почему я не могу отмахнуться от слов моей бесполезной мамаши? Почему они мне так важны? Почему я не могу отделаться от мерзкого чувства очередного предательства?
========== Последний аккорд ==========
Мы с Гейлом идем по заснеженным просторам. Вокруг нас расстилаются поля, редкие сосны упираются пушистыми заснеженными макушками в небо. Ночь тиха - только под нашими ногами хрустит снег, да еле слышно поют ветра среди еловых ветвей. Я не чувствую холода, не чувствую жара. Во мне нет волнения, страха, радости - хоть чего-либо, кроме бесконечного умиротворения и блаженного спокойствия. Все, что для меня важно - локоть Гейла так близко к моему собственному и расстилающийся перед нами простор.
- Прекрасная ночь, да, Гейл? - Я улыбаюсь, смотря почему-то не на его лицо, а в далекое темное небо.
В космической тьме вся звездная карта распустилась цветком таким ярким, что дух захватывает. Млечный путь растекается молоком по глубоко-синему полотну, маленькие белые звездочки сверкают алмазами в оковах бесконечности. Луна… Какая же прекрасная луна! Ее огромный светло-серый диск ярче самых ярких звезд. Ореол света охватывает небесного гиганта, заключая его в свои нежные объятия. Четыре крохотные звездочки огоньками пылают в лучах обнимающего луну света, и их яркая белизна не запятнана тьмой этой ночи.
- Смотри, Гейл, гало! - Я знаю, как это называется.
Чувствую, что ухожу вперед, оставляя друга позади. Недолго жду невозможного ответа, а не получив его, отчего-то настораживаюсь. Спокойствие этой ночи рассыпается на фрагменты, медленно тающие в предвещающем плохую погоду свете. Я поворачиваю голову.
- Гейл? - Но вокруг меня лишь пустота.
Все звезды разом гаснут. Хлоп - и тьма с пустотой наваливается на меня всем своим невероятным весом, лишая умиротворения мой маленький мирок.
- Гейл! - Я надрывно кричу в глухую пустоту в надежде получить ответ.
Его фигура, подсвеченная лунным гало, удаляется от меня. Стремительно, неумолимо, так жестоко. Я срываюсь за другом, но ноги мои тяжелы словно опоры моста - двигаться труднее, чем когда-либо. Воздуха в легких так мало, а каждый вздох превращается в пытку холодом и горечью. Чем быстрее, чем отчаяннее я бегу, тем быстрее удаляется спина моего самого лучшего друга.
- Гейл, постой, умоляю! - Я пытаюсь поспеть за ним, но не могу. Нас разделяет линия, которую я преодолеть не в силах.
Зажмуриваюсь лишь на секунду, моля всех Богов о том, чтобы спокойствие ночной вернулось. Однако когда я распахиваю глаза, вокруг ничего не меняется. И только тьма становится гуще, а бег мой - труднее.
Наконец Гейл остановился - так близко, но так далеко. Все еще в лунном гало, но теперь окутанный по пояс клубящимся мраком. А вокруг него кругом стоят тени, исчезающие за границами света гало. Я знаю - это мои друзья. Бобби, Винсент, Кост, Алекс, Ронга, Джим, Родриге… Мои самые дорогие люди, моя банда. Их лица, их тела - все скрыто мраком, и я не могу увидеть их. А перед ними, перед Гейлом - Диггори.
Коварное гало осветило его, оставив фигуру Гейла растворяться в полумраке. Безумное лицо с острыми скулами и впалыми щеками выплыло из черноты. Блеснули прищуренные глаза - как две огромные желтые луны, они взглядом скользнули по моему лицу, заставив тело затрепетать от ужаса. Ядовитая ухмылка искривила тонкие губы, и острые зубы прорвали завесу кожи, обнажая колкие звезды клыком.
Мой яростный крик тонет в его смехе. Друзья сломанными куклами падают в темноту и исчезают. Изломанная фигурка Гейла валится под ноги Диггори - он переступает ее без сожаления, заставляя меня задохнуться воплем от этого бесконечного пренебрежения. Шаг, второй - убийца подходит ко мне, а по его шагам распускаются кровавые цветы. Я чувствую холод, когда его пальцы касаются моей щеки. Наигранно-ласково, насмешливо-жестоко - он так близко, но я не могу схватить его тонкую хрупкую шею и сломать ее. Нагибается ко мне. В желтых омутах волны безумия захлестывают последние островки здравомыслия. Ногти чертят по моей щеке дорожки будущих слез. Алый бисер стекает по щекам, окропляя его белую кожу. Я схожу с ума, смотря в золото его глаз. Слезы мы делим на двоих. Мои - две скупые капельки. Его - бесконечный мутный поток, слеза за слезой, так много, что хватит на каждую боль в этом мире. Я чувствую, как мое солнечное сплетение обжигает. Боль настолько сильная, что я мог бы взвыть - она куда сильнее той, что я мог почувствовать при сканировании.
- Не суйся в это, Мортем, - его губы наконец разливаются горькой отравой. - Этот омут глубже, чем ты можешь себе представить, а ты уже получил сполна. Не лезь в их проблемы, мальчик. Я слишком хочу крови, чтобы позволить тебе или кому-либо еще помешать моей расплате.
- Пошел… Ты! - Если бы у меня была слюна, я бы плюнул ему в лицо. Но ее нет, потому я могут только шипеть змеей.
- Таков твой ответ? - Он ухмыляется грустно, но вместе с тем безумно. - Что ж, так утони же в черноте наших тайн.
И он толкает меня в разверзшуюся за нами пропасть. Я падаю - тону во тьме беззвездного неба, видя его счастливое лицо и слезы, стекающие по тонкому подбородку.
- Мортем! - Крик Томми оглушает.
- Томми! - я хочу выбраться на свет, протягивая руку вверх, но пропасть слишком глубока, а время не повернуть вспять.
Я просыпаюсь от того, что давлюсь собственной слюной. А открыв глаза, вижу знакомый белый потолок в россыпи тонких трещинок.
Сон. Это был просто сон. Но, черт побери, как же он был реален. Боль все еще жжет щеку, а ненависть и печаль - душу.
Я сажусь на кровати. Кутаюсь в тонкую ткань одеяла, надеясь, что оно может спасти меня от реальности. Но обжигает холод, а жестокий мир легко прорывает тонкую защиту.
Сегодня похороны. Со дня смерти моих друзей прошло четыре дня. Четыре мучительных дня, проведенных в изматывающих поисках Диггори и Томми. Каждый день я снова и снова просыпался, вставал, бегал по городу - до тех пор, пока не падал от полного изнеможения и острой боли в солнечном сплетении. Я шел вперед, ведомый лишь своим гневом и жаждой мести. До тех пор, пока они не иссякали, а во мне не осталась только пустота, заполнить которую не могли ни помощь Мартины, ни чай Евы, ни колкости Селины, ни даже тепло ладоней Харона.
Сегодня пустота в моей груди еще более тяжелая. Я ощущаю ее почти физически, словно она может раздавить меня, размазать по простыням тонким слоем. Потому что я осознаю, что вот сейчас я должен буду встать, собраться и с помощью Харона добраться до южного кладбища Сван Вейли, где на моих глазах двенадцать пустых гробов символически опустят в землю, проведя похороны лишь номинально, чтобы успокоить боль в душе и позволить полиции избавится от молящих о почтении к умершим родственников. Сил плакать больше не осталось. Сил ненавидеть, вообще-то, тоже.
Я больше мертв, чем жив. Вроде дышу, вроде вижу, вроде даже сплю. Но все это разбивается о душевную пустоту и пришедшую за горем, злобой и действиями апатию. Я отлично знаю это состояние - оно мне как родное. Так я чувствовал себя, когда умерла бабушка. Когда она ушла, я тоже горевал, тоже злился, а потом - разбился. Тогда из осколков меня собрали друзья - все вместе, единым тандемом, всеми своими подростковыми силами. А кто поможет мне теперь? Харон, который слишком занят поисками своего ебанутого дядюшки и попытками сохранить свою маскировку? Селина, не умеющая даже слова ласкового сказать? Может, Ева, сочувствие которой причиняло мне лишь больше боли? Нет, они не помогут.
А больше и некому.