А потом я наконец проваливаюсь в черноту. И только лукавый взгляд Хаоса сверлит мне лицо, проникая в самую душу.
Ничего. Все будет хорошо. Теперь Томми в безопасности, а у артеков есть время что-нибудь придумать. И все это — ценой одного несносного бесполезного мальчишки.
Это была хорошая сделка. И я постараюсь задержать его так надолго, как смогу.
========== Эпилог. Мортем. ==========
Тьма приняла меня легко. Вот только ее не принял я.
Ощущения от встречи с Ничто были смутно знакомыми — я словно бы провалился в бездонное озеро, стремительно уйдя на самое дно. Беспросветная тьма, лишенная даже намека на свет, окутала меня космической бесконечностью. Воздух выбило из легких, но нового я набрать не смог. Холод армией колючих паучков заполз под кожу, парализовав мышцы и заставив стиснуть зубы в попытке удержать крик. Я никогда не думал, что тьма, моя любимая тьма, может быть так страшна.
И даже умереть мне не дали. В тот момент, когда мое сознание начало угасать от нехватки воздуха, а легкие сжались до размера засушенных горошин, ладони Хаоса коснулись моих щек. Все, о чем я мог думать в тот момент, когда его золотые глаза хищно посверкивали над моим лицом, так это то, что его ладони впервые были горячими.
Воздух ворвался в легкие со свистом и хрипом. Я зашелся судорожным кашлем от боли, пронзившей грудь. Действительно, как будто бы вынырнул из воды. Вот только тьма не развеялась, а темное дно океана космоса им и осталось.
— Ну вот и хорошо, — голос Хаоса эхом зазвучал в моей голове. Я не удивился. Телепатия — самое обычное из того, что мне довелось увидеть за последнее время. — Мертвый ты мне не нужен.
Конечно. Потому что мертвый я, очевидно, не очень вкусен.
— Правильно мыслишь, солнышко, — Хаос хохотнул, а я внутренне цыкнул. Еще и мысли читает. Личного пространства у меня, похоже, больше никогда не будет. — Ну, это уж как ты себя вести будешь. Лапочкой станешь — выделю тебе три лишних метра тьмы и пустоты. Правда, вряд ли тебе это придется по душе. Мои владения вообще мало кому нравятся.
Не удивительно. Вокруг ведь нет ничего. Только холод, тьма и Хаос. Ничто действительно ад, причем очень изощренный. Пытка одиночеством и достаточно медленной смертью от холода и нехватки воздуха — что может быть хуже?
— Хуже? — Ладони Хаоса потянулись к моей шее. Пальцы огладили кадык и скользнули к ключицам, забираясь под ворот майки. Той самой, с черепом, которую я надел в первый день моей встречи с Примумнатус и его обитателями. — О, Мортем, всегда может быть хуже! Жизнь так устроена, что мы всегда готовы к хорошему, но никогда — к плохому. И даже когда вокруг ужас и мрак, мы все равно верим — ну уж завтра-то точно будет хорошо! Но…
Он склонился ниже. Мурашки скользнули по моей спине, а только восстановившееся дыхание вновь встало поперек горла. Лунный блеск его глаз зачаровывал, но пугал так, как не пугают самые темные уголки человеческой души.
— Я научу тебя не верить в завтрашний день. Потому что завтра — это обман, ловушка надежды, которой никогда не сбыться, но которая не уйдет от тебя до тех пор, пока ты не сломаешься. Завтра, мой дорогой Мортем, не наступит, — Хаос оскалил клыки. Его лицо было таким счастливым и добрым, но в глазах не было ничего, кроме безумия. — И начну уроки я прямо сейчас.
В следующую секунду острые ногти, едва касающиеся моих ключиц, забрались под кожу. Я прикусил губу и зажмурил глаза. Больно! Черт! Безумная ты сука!
— Правильно, дорогой. Я — безумная сука. И ты тоже станешь таким, когда коснешься истины, — Хаос облизнулся. И от этого его действия мне стало тошно. На лбу выступил холодный пот, желудок ухнул вниз. — Знаешь, я так проголодался… Совсем отвык не есть каждый день. Ну ничего. Ты ведь мне поможешь?
— Не… — сипение сорвалось с моих губ. Взгляд бешено заметался в поисках спасения. Но его не было. Я принес себя в жертву, и выхода из этого положения не было. — Не трожь…
— Что-что? Не слышу, — Хаос захохотал, и от его смеха меня затрясло не то от гнева, не то от страха.
Он склонился над моим плечом. Зубы коснулись горячей кожи. Я сжался. Бабушка, Боже, бабуля, на что, на что я подписался? Это было глупо, так глупо! Я твой маленький дурачок! Бабушка… Гейл… Лорел… Хоть кто-нибудь… Спасите… Спасите меня!
Зубы прорезали кожу. Хлынула кровь, боль скользнула по нервам от плеча до кончиков пальцев. Хаос продолжал смеяться в моей голове, а его клыки погружались все глубже, словно пытаясь откусить от меня кусок. Хотя… Почему словно?
И только через пару мгновения я понял, что кричу.
***
Вот так я и оказался… Здесь. В Ничто.
Когда я впервые открыл глаза, вокруг не было ничего, кроме тьмы. Сейчас, спустя мучительную вечность секунд, тьма все еще не отступает. Единственное, что есть в этих краях безумия и пустоты — холод. Ужасный, сковывающий холод, от которого замерзает само время. И даже душа не остается прежней после касаний абсолютного Ничто мертвого измерения.
Честно, я не знаю, сколько провел здесь. Сбился на сотой секунде примерно… Вечность назад. С тех пор все, что я знаю о времени — его не существует, если вокруг нечему меняться. Зато я наконец понял, насколько же был прекрасен тот мир, что я так отчаянно отвергал. Забавно что для того, чтобы понять всю его красоту мне пришлось добровольно заточить себя в месте, где само понятие «жизнь» искажено до неузнаваемости.
Хаос исполнил свое обещание. Я перестал верить в завтра. Ведь завтра — это то же самое, что сегодня. Ничего не изменится: тьма останется прежней, холод не отступит, и даже боль придет как по расписанию вместе с колдовским золотым блеском глаз Хаоса. Завтра — ложь. Завтра — обман. Но лишь потому, что в «завтра» нет смысла, если оно будет равнозначно «сегодня».
Сжавшись в комочек, я пытаюсь излечится перед новым сеансом ада. Однако раны на плечах, руках и ногах не заживают. Да и когда им зажить, если каждый день Хаос обновляет эти «метки» моей принадлежности его безумию?
Сожалею ли я о том, как поступил? Нет. Это было правильное решение. Возможно, единственное правильное, что я совершил в своей жизни. Вспоминаю ли я о тех, кого оставил там, в жизни? Безумно. Гейл, Томми, Кост, Селина, Ева… Лорел. Больше, чем по кому-либо, я скучаю по Лорелу. Долгая вечность в ничто позволила мне переосмыслить мои обиды и сожаления — им не осталось места. Потому что все сожаления и все обиды становятся ничем перед лицом смерти. Зато со мной осталась любовь. Последний огонек человечного, еще тлеющей в израненной душе.
Я надеюсь… Надеюсь, Лорел простил меня. Надеюсь, он не горюет обо мне так же, как я о нашем несбывшемся счастье…
========== Эпилог. Начать сначала ==========
Харон сидел на холодном, грязном полу заброшенного кинотеатра. Пыль и копоть оседали на его коже и чернили цвета одежды, но мужчина совсем не обращал на это внимания. Лицо его словно окаменело, став молочно-белой маской опустошенности и горя. И только слезы катились по его щекам одна за другой, срываясь с подбородка и теряясь в ткани домашней футболки.
Все свое внимание мужчина отдал стене, за которой бесконечно долгие мгновения назад пропал Мортем. Взглядом своим он сверлил черную стену, буравил ее, словно пытаясь прорвать завесу реальности и устремиться в ту даль, куда его дорогого друга увела тьма. Головой мужчина понимал, что это невозможно — нестабильный портал закрылся и открыть его в прежнем месте теперь было невозможно без угрозы уничтожить самого мироздание. Ничто не любило гостей и любой, кто шагнет туда без приглашения хозяина бесконечной тьмы, погибнет, не успев и моргнуть. Но сердце… Сердце верило и стремилось туда, в пустоту, которой так смело и так безрассудно отдался Мортем.
— Харон, — голос сестры с трудом прорвал завесу горя и достиг сознания артека. Тот даже не дрогнул. — Не смей раскисать. Поднимайся.