Уже столько лет прошло с тех пор, как Мийэн в последний раз примерял одеяние служителя Тибора. Он считал, что, облачившись в него сейчас, ничего не почувствует. Но серая сутана по-прежнему казалась родной, словно с ней Мийэн не расставался ни на секунду. Его захлестнул водоворот воспоминаний о тех годах, что последовали за неудачным посвящением в н'шасты. Он словно увидел перед собой внутренние залы грелимарайского Храма, где оттачивалось мастерство владения энергетическими потоками. Мийэн не забыл, как смотрели на него другие служители Порядка: одновременно с восхищением, ибо его сила была очень велика, и с жалостью. Каждый храмовник от юных послушников до членов совета, понимал, как тяжело он справлялся с тем, что его предназначение было напрочь сметено коварством прислужников Великого Саусесана. Но Мийэн переборол себя, отринул свои сомнения, и достиг впечатляющих высот. Серая сутана будто говорила ему — чем бы он не занимался, где бы он не находился, он навсегда останется на защите добра и света.
Плохая погода, несмотря на испорченное настроение, пришлась кстати — появился повод не снимать капюшон на улице, а значит, у Жгералиха или его подчиненных не возникнет лишних подозрений, когда их с Эвтеем встретят у входа в Темницу. Накладная борода дарила неприятные ощущения, будто Мийэн нацепил на себя жесткое мочало для чистки винных бочек. К тому же он понимал, что через какой-то промежуток времени его лицу станет чересчур жарко. Допрос займет всего-то пару часов, а актеры, использующие этот атрибут своей профессии, носили бороду гораздо меньше, ведь спектакли по обыкновению продолжались не дольше часа. Мийэну оставалось только терпеть, конфликтов с начальником Темницы и Наместником было необходимо избегать.
Вместительная тюрьма Грелимарая, официально называемая Темницей, была почти ровесником города. Некоторые считали ее такой же достопримечательностью, как Чиризанский маяк или площадь Гласа. В ней содержались не только те, кто предал Порядок и поддался соблазну темной стороны Великого Саусесана, но и обычные преступники: воры, убийцы и насильники. Часть из них была обречена на долгое заточение до их смерти от болезней или несчастных случаев, другие же дожидались казни, которая последнее тысячелетие проводилась неподалеку от Темницы на прилегающей площади. Там возводились виселицы, и палач из числа добровольцев приводил в нужный час механизм в действие. Убийц после казни хоронили на специальном кладбище в общих могилах. Хаоситов же сжигали с помощью энергетических потоков, чтобы избавить Энхор даже от их пепла.
Мийэн и Эвтей как раз уже шагали по мощеной булыжником площади, на которой отправлялось правосудие. Черное невысокое здание мрачно и безмолвно ожидало одетых в серое мужчин. Горожане старались обходить это место стороной — многие боялись, что Хаос найдет способ отомстить за своих казненных последователей. Рассказывали байки, что по ночам тут бродили призраки мертвых преступников, которые затягивали случайных путников в пустоту Хаоса. Разумеется, правды в этом не было, но Храм Тибора все равно выставлял здесь после заката пару служителей для городского спокойствия. Кто-то в шутку называл их охотниками за привидениями. Один грелимарайский стихоплет даже посвятил им длинную поэму, которую Мийэн находил безвкусной. Бороться же с суевериями было бессмысленно — хаоситы сами разносили эти слухи, чтобы лишний раз потревожить храмовников.
Приезжие часто удивлялись скромным размерам легендарной Темницы, пока им не объясняли: то, что они видят здесь — лишь служебное помещение. Его и построили-то всего пять веков назад. Сама сеть камер скрывалась под землей, занимая огромную площадь катакомб. Это затрудняло побег тем, кто был осужден на заточение. Случалось, конечно, что кому-то удавалось вырваться на поверхность, но единственный выход все равно был через черное здание, а стражники бдительно несли пост. Беглецы либо возвращались назад, либо получали новое пристанище на городском кладбище.
Жгералих служил главой грелимарайской тюрьмы длительный период. До этого Темницей заведовал его отец, который натаскивал сына на должность с малых лет. Сын прилежно впитывал заветы родителя, и прошлый Наместник без раздумий назначил подросшего Жгералиха начальником. Жгералих полностью соответствовал своей должности. Он был строг с подчиненными, не допускал дисциплинарных нарушений, а провинившихся солдат без лишних раздумий выгонял, лишая их жалованья за последний месяц. Никаких послаблений заключенным он не позволял, и самое главное — не разворовывал выделенные на содержание Темницы деньги. За это Мийэн уважал обладателя крупного, словно раздувшегося от морской воды, носа. Но терпеть его не мог за остальное. Жгералих чрезвычайно любил себя, чрезмерно гордился должностью и признавал только двух авторитетов — действующего Наместника и покойного отца. Конечно же, он свято чтил Порядок, иначе бы правитель Грелимарая не позволил ему управлять местом, где в заточении часто находились хаоситы. Жгералих всего лишь смотрел свысока на тех, кто владел способностью манипулировать энергией, даже на н'шаста, что забавляло друга всякий раз, когда они пересекались с главным тюремщиком. Аархин же считал, что честный, хоть и самовлюбленный, человек на таком месте куда лучше, чем кланяющийся даже рядовому тилбэчину, но при этом наносящий ущерб городу и благополучию его добрых жителей. Не ворует, с хаоситами не якшается, значит, достойный.