Закон также сталкивается с проблемой свободы. […] Как сочетается Божья воля, этот основоположный предельный закон существования, – и свобода? Тут я бы хотел обратиться к понятию свободы и к тому, что ей как будто противоположно.
Прежде всего посмотрим на слова, которые мы произносим на разных языках, слова, которые соответствуют друг другу и каждое из которых могло бы что-то добавить к пониманию другого. Есть английское слово freedom, которому соответствует аналог в немецком языке Freiheit. Есть liberte — французский вариант английского слова liberty, которое мы переводим также как «свобода» и которое соответствует тому, что мы имеем в виду под свободой в более общем смысле. Есть русское, славянское слово свобода. И я хотел бы подробнее остановиться на каждом из них. Говоря о свободах, чаще всего мы говорим о свободах социальных и политических, и мы имеем на это полное право, потому что это общепринятый смысл, который постепенно выработался. Но если мы попытаемся понять глубинный смысл слова liberty, посмотрев на его корни и на их значение, то мы придем к латинскому понятию libertas. На латыни это слово не означало политических свобод, как не означало оно и того, что мы понимаем под свободой в узком смысле сегодня, или того, что француз имеет в виду, провозглашая «Liberte, Egalite, Fraternite» («Свобода, равенство, братство»).
Это слово на уровне законов общества описывало бытовую ситуацию. Словом liber назывался ребенок, родившийся у свободного гражданина, не раба по происхождению. Таково было требование закона – отличать такого ребенка от ребенка, который родился у раба и которого называли словом puer, точно так же, как, например, слово boy используют в Индии для обозначения человека, прислуживающего в доме, вне зависимости от его возраста. Что это означает? Это означает, что этот ребенок, отец которого – свободный гражданин, обладал всей полнотой свободы от рождения, но, будучи ребенком, обладал пока потенциально, в перспективе. И чтобы осуществить эту свободу лично – в жизни города и в целом в условиях римского общества, – этому ребенку необходимо было еще вырасти, обрести способность быть свободным. Иными словами, родиться свободным – еще не гарантия того, что ты – свободный человек. Ты становишься свободным, когда обретаешь способность властвовать над самим собой настолько, что ничто не может тебя поработить. И эта способность должна вырасти внутри нас и не может быть гарантирована никакой конституцией или сводом законов. Никакая конституция не защитит тебя от порабощения, и мы прекрасно знаем, как человек, рожденный со всеми атрибутами свободы, может стать наркозависимым, может впасть в зависимость от курения настолько, что уже не сможет побороть в себе это рабство, может впасть в зависимость от алкоголя, от секса, от игры в карты, от страха, от любой страсти… И позвольте мне напомнить, что, хотя при слове «страсть» мы обычно воображаем что-то очень значительное, в реальности страсть – это то, что делает нас необычайно маленькими. Когда вы читаете романы, вы видите, как автор говорит о страстной любви, страстной ненависти или страстной ревности, вы видите значительные, потрясающие события. Но когда вы думаете о человеке, который в них участвует, оказывается – и при внимательном взгляде это совершенно ясно, – что такой страстный человек вовсе не владеет собой, не поступает самовластно. Страстное состояние – это состояние пассивное, оно подобно состоянию поплавка, который поднимается и опускается морем. Такой поплавок может вообразить себе – если только ему хватит воображения, – что, двигаясь вверх, он способен поднять море к небесам, а прижимаясь вниз, свергнуть его в бездну. На самом же деле он всего лишь маленький поплавок.