— На кудыкину гору, мять помидоры, — мичман сплюнул через левое плечо. — Не закудыкивай дорогу, Прохор! Что вы за масть такая, студенты московские, никаких понятий!
— Ну, несуеверные мы, — Прохоров развел руками. — Несуеверные, хоть режьте. Воспитание комсомольское, товарищ прапорщик.
— А в нюх за прапорщика?! — Карпенко нахмурился и поджал губы, отчего его моржовые усы встали дыбом, практически прицелились в обидчика, словно иголки дикобраза.
— Виноват, товарищ мичман, — Прохоров ухмыльнулся.
Среди старослужащих подначивать Карпенко считалось своего рода неопасной забавой. Ведь начальством он был ненастоящим, прикомандированным.
— Поганое воспитание, — Карпенко вздохнул, остановился и махнул рукой. — Дальше сами, немаленькие. Мне еще три поста снимать.
— Так мы куд… — Карпенко резко вскинул руку и показал сержанту кулак, поэтому Прохоров мгновенно исправился: — Далеко перебазируемся?
— Скоро узнаете, — отмахнулся мичман. — Шагом марш! Студенты!
Еще что-то бурча, но не сердито, а скорее для поднятия собственного тонуса, мичман углубился в заросли, а морпехи неспешно побрели прямо по тропе. И, как выяснилось, шли вразвалочку они совершенно напрасно. Команда «строиться» застала их, можно сказать, врасплох.
— Пацаны, что за аврал? — Не дождавшись от сонного воинства внятного ответа, Прохоров толкнул локтем ближайшего матроса. — Гаврюха, ты ж всегда в курсе. Че почем, хоккей с мячом?
— В горы пойдем, — почти в рифму буркнул боец.
— Куда? — Прохоров удивленно вскинул брови. — А где тут горы? Ты прикалываешься, что ли?
— А я гребу, где тут горы? — матрос Гаврилов пожал плечами. — Сан Саныч так сказал. Переспрашивать я не стал.
— Горы Кравань, — пояснил Лунев. — Тянутся вдоль побережья Сиамского залива. Максимальная высота — тысяча восемьсот метров. Если по прямой, километров сто пятьдесят к юго-западу отсюда. Через Пномпень все триста будет.
— Андрюха у нас ходячая энциклопедия, — хмыкнул Прохоров. — Что ж получается, полторы сотни верст по джунглям, через территорию красных кхмеров, и без прикрытия узкоглазых дружбанов из кампучийской армии? Зашибись вводная!
— Не ссы в трусы, Прохор, — пробасил из второй шеренги невысокий, но мощный боец по прозвищу Молотов. Никакого портретного сходства со знаменитым партийно-советским деятелем у матроса не наблюдалось, и фамилия не была созвучна с прозвищем, но жестяные кружки он плющил кулаком, как настоящий кузнечный молот. Отсюда и кличка. — Ничего пока не ясно.
— Скорее всего на точку подхвата выдвинемся, — поддержал Молотова матрос Гаврилов. — А оттуда «вертушками»… ту-ту.
— «Ту-ту» ему, — Прохоров едва сдержал смех. — Слышь, пацаны, Гаврюха на паровозе собрался лететь. Проснись, матрос!
— Отставить разговоры! — донеслось с правого фланга, это «проснулся» Сан Саныч, то есть командир первого взвода лейтенант Соколовский. — Становись! Р-равняйсь! Смирно!
— Вольно, — перед строем появился командир отряда майор Бобров.
Как всегда, компанию ему составил замполит капитан Кулемин, а промежуточное положение, как бы и в строю, но при этом в сторонке, занял прикомандированный к отряду майор Евгений Сергеевич Фролов, человек загадочной военной специальности и такой же ведомственной принадлежности. В дела морпехов майор не лез и общался только с командиром, замполитом и доктором. Даже с двумя взводными и с мичманом Карпенко несильно разговаривал. А уж матросов и сержантов вообще не замечал.
Исключением почему-то стал матрос Лунев. С ним странный майор не только разговаривал, но еще и бродил в компании Лунева по окрестностям. В одиночку бродить по джунглям запрещалось даже загадочным майорам, вот он и брал с собой одного бойца, чтобы успокоить командира. И бойцом этим всегда был Лунев. Почему так? Майор не объяснял, а сам Андрей друзьям не признавался. Отшучивался. Говорил, что майору требовались знания Лунева, которые, как известно, тоже сила. Ведь Евгений Сергеевич и без поддержки морпеха-срочника мог уделать любого кхмера, но скуку-то кулаком не убьешь и кругозор с помощью бицепсов не расширишь.
Поскольку Андрей (подпольная кличка — Студент) и вправду знал немало интересного, версия устраивала почти всех товарищей. Цеплялся только Прохоров. Он не верил, что все настолько просто, и постоянно выпытывал, а не обучает ли майор своего любимчика каким-нибудь спецназовским премудростям в обмен на расширение кругозора. Ведь, по мнению сержанта, этот странный майор был офицером-разведчиком из ГРУ. Но Лунев не спешил развеивать или, наоборот, нагнетать романтическую загадочность, хранил интригу в том виде, в котором она родилась. И Прохор от этого ужасно мучался. Очень уж ему было завидно, что крутой майор Фролов обратил внимание на заумного Студента, а не на бравого сержанта Прохорова.