Так что картина непроста, как, наверное, обычно и бывает в отношениях двух соседних стран.
5.4 КОРЕЙСКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ: СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
Значительная часть корейцев, примерно 5 миллионов человек, живет сейчас за пределами страны своих предков. Наряду с еврейской, армянской, китайской и польской диаспорами, корейцы — одна из самых экономически и политически активных национальных групп во многих странах мира. Корейцы есть сейчас почти везде, и кажется даже странными, что эмиграция из этой страны началась совсем недавно, всего сто с небольшим лет назад.
До конца прошлого века корейское правительство относилось к эмиграции (да и к поездкам за границу вообще) примерно так же, как советские власти во времена товарища Сталина. На протяжении двух с половиной столетий, с середины XVII и до конца XIX века, границы Кореи были наглухо закрыты, и выезд из нее был категорически запрещен. В те времена корейцы, подобно жителям сталинского Советского Союза, могли бывать за границей только в официальных командировках. Разумеется, разрешение на такую поездку могли получить только высокопоставленные лица, да и для них это было не очень-то легко. Попытка покинуть пределы Кореи самовольно считалась тяжким преступлением, за которое могли и казнить. Вдобавок, и бежать было особенно некуда, в соседних с Корее странах корейцев, скажем мягко, не ждали. Вплоть до 1872 г. китайское правительство строжайше запрещало поселение в граничащих с Кореей районах Маньчжурии. Не были исключением из этого правила и сами китайцы, и жить в Маньчжурии разрешалось лишь кочевникам маньчжурам, которые в те времена правили всем Китаем. Япония до 1856 г. была государством еще более закрытым, чем Корея, въезд любых иностранцев туда был категорически запрещен. О других же странах тогда в Корее особо и не слыхали, да и попасть куда-нибудь в Америку у корейского крестьянина не было никакой возможности.
Ситуация резко изменилась 100 с небольшим лет назад, когда после 1876 г. ограничения на выезд из страны были существенно ослаблены, а потом — и вовсе отменены. Почти одновременно с этим Россия вынудила ослабевший Китай отказаться от прав на территорию нынешнего Приморского края, и, таким образом, стала соседкой Кореи. Китайские власти также сняли запреты на переселение в Маньчжурию. Все это означало, что корейцам появилось куда переселяться, и они не замедлили этим воспользоваться.
Первая волна переселенцев, которая в 1870-1890-е гг. двинулась на русский Дальний Восток и в китайскую Маньчжурию, состояла в первую очередь из крестьян северных провинций. Эмиграция эта носила, как бы сейчас сказали, чисто экономический характер. Крестьяне, уставшие от нехватки земли и грабительских налогов, от неурожаев и всеобщей нищеты, уходили за кордон, в Китай и Россию, где земли хватало всем, и где чиновничество если и притесняло, то куда меньше, чем в родных местах.
Принимали переселенцев власти Китая и России по-разному, но в целом достаточно благожелательно. Правда, иногда владивостокское начальство начинало относится к поселявшимся на Дальнем Востоке корейцам с подозрением, воспринимая их как своего рода «пятую колонну», но гораздо чаще корейцев привечали. Работали они много, поднимали целинные земли, превращали склоны сопок в поля, платили налоги, принимали православие, и в целом вели себя как законопослушные русские подданные.
В Китае же для маньчжурских властей работящие корейские переселенцы вообще оказались просто даром небесным. Выяснилось, что они хорошо знают, как вести хозяйство в сложном климате Маньчжурии. Налоги, которые платили корейцы, оказались немалым подспорьем для китайских властей, которые в те годы находились в состоянии хронического финансового кризиса.
После 1905 г. эмиграция из Кореи резко усилилась и приобрела отчасти и политический характер. Главной причиной тому стало японское вторжение. К 1905 г. Япония установила над Кореей полный контроль, а в 1910 г. формально превратила ее в свою колонию. Японцы столкнулись с немалым сопротивлением, в том числе и с активным партизанским движением, но в конце концов техническое и финансовое превосходство колонизаторов решило исход борьбы. Остатки разбитых партизанских отрядов часто отходили на русскую и китайскую территорию. Уезжали во Владивосток и Харбин, Шанхай и Хабаровск и оппозиционно настроенные интеллигенты. Наконец, и крестьяне, которым приход японцев поначалу не принес ничего, кроме новых налогов, продолжали десятками тысяч покидать родные места.
Японские власти не возражали против эмиграции, и даже поощряли ее. Во-первых, за границу уходили самые беспокойные и, следовательно, самые опасные. Во-вторых, уезжая из своей страны, корейцы как бы «освобождали места» для переселявшихся туда японцев — ведь колониальные власти старались заселить колонию выходцами из метрополии, японизировать ее. В результате к 1920 г. российских корейцев было уже около 100 тысяч, а китайских корейцев — без малого полмиллиона (точнее, 490 тысяч).
Впрочем, к концу двадцатых годов эмиграция и в Китай, и в Россию замедлилась. Снижение эмиграции в Китай было вызвано в основном экономическими факторами. Свободных земель в Маньчжурии практически не осталось, и переселение туда более не означало резкого улучшения жизни. Наоборот, переселенца скорее всего ждала участь бесправного батрака. В случае с Россией причины снижения (а потом — и прекращения) эмиграции были в основном политическими: как известно, советское правительство чем дальше, тем с большим подозрением относилось к выходцам из-за рубежа, тем более к тем, кто формально считался подданными Японской империи. Около 1930 г. советская граница оказалась, как тогда говорили с гордостью, «на замке», и корейская эмиграция на Дальний Восток практически прекратилась. В 1937 г. все советские корейцы, на тот момент проживавшие на Дальнем Востоке, были насильственно переселены в Среднюю Азию, став, таким образом, первым «репрессированным» советским народом.
Зато в двадцатые годы появились новые центры эмиграции, в первую очередь — США. Уже с конца прошлого века за океан стали все чаще уезжать первые корейские западники-интеллигенты. Некоторые из них (как, например, будущий первый президент Южной Кореи Ли Сын Ман), получали там образование, защищали диссертации и даже становились своими людьми в американских коридорах власти. Однако в те времена массовой иммиграции в континентальную часть США еще не было, она началась много позже, уже после 1945 г. Другое дело — Гавайские острова, что лежат на полпути между США и Кореей. В начале века там начали выращивать сахарный тростник, и для работы на тростниковых плантациях на Гавайи во все больших количествах стали отправляться контрактные рабочие. Немало среди них было и корейцев.
Поехали корейцы и в Японию. Многие ехали туда учиться, ведь получить образование, особенно высшее, было тогда в Корее очень трудно. Однако большинство отправлялось просто на заработки, ведь, как бы плохо к корейцам не относились в Японии, заработать там было легче, чем на родине. В отличие от корейцев Китая и российского Дальнего Востока, которые были выходцами из северных провинций, большинство тех, кто отправлялся искать счастья в Японию, происходило с юга Корейского полуострова. Относились к корейцам в Японии действительно неважно. В 1923 г. Токио даже произошли корейские погромы, в ходе которых погибло несколько сотен человек. И, тем не менее, корейское население в Японии росло очень быстро: с 21 тысячи в 1919 г. до 690 тысяч в 1936 г. Особо стремительным стал рост корейского меньшинства в Японии в военные годы, когда туда по мобилизации вывозились в насильственном порядке десятки тысяч рабочих. Некоторые из них, кстати, были направлены трудиться на шахтах южного Сахалина, и после 1945 г., когда эта часть острова отошла к СССР, они неожиданно для себя оказались на советской территории.
В связи с этим надо заметить, что корейцы б. СССР четко делятся на две неравные группы. Большинство из них — это потомки выходцев из провинций корейского северо-востока, их предки переселились в Россию в прошлом и начале нашего века. Они в большой степени ассимилированы, и, если владеют корейским вообще, то говорят на северных диалектах, которые весьма непохожи на литературный корейский язык (он создан на основе столичного, сеульского диалекта). Вторая группа — потомки корейцев Сахалина, которые оказались на территории СССР после занятия острова в 1945 г. Они гораздо меньше ассимилированы, говорят на «правильном» (то есть сеульском) языке и являются выходцами из провинций Юга.