В одном месте, по склону в сторону воды, по неглубокой впадине, спускался пушисто - зелёный островок кедровника и следуя по тропе, я вдруг увидел как впереди, из-за поворота из-за хвойной зелени, вдруг вынырнул северный олень, уже потерявший рога, с прямоугольной головой и вытянутым, округлым серовато шерстистым туловищем, на невысоких ногах.
Он шёл по тропе навстречу и когда я сплывал с лошади, заметил движение и остановился, пытаясь разгадать, что за существо задвигалось в ста метрах от него, на той тропе по которой он обычно проходил беспрепятственно. Воспользовавшись его замешательством, я тихонько сполз со своего мерина и зная, что он не боится близких выстрелов, положил свой карабин на седло, торопливо выцелил бок оленя и нажал на спуск.
Раздался выстрел, олень вздрогнул, словно проглотил пулю, подпрыгнул вверх со всех четырёх копыт, потом заскочил наполовину в кусты, рядом с тропой и постояв некоторое время, упал и стал для меня невидим, заслонённый чащей.
Мерин после выстрела заводил ушами, заперебирал ногами, но остался рядом и перехватив узду, я пешком повёл его вперёд. Уже на подходе к тому месту, я увидел оленя лежащего в кустах и потому, метрах в двадцати не доходя, привязал лошадку и пошёл к оленю.
Это был крупный упитанный бык, видимо сейчас живший в одиночку и потому, стоявший всё в одном распадке большой долины. Наверное, он как обычно в это время дня, направлялся на новые пастбища внизу долины и тут повстречал меня...
На правом заднем копыте северного оленя, был большой нарост, который образовался наверное уже несколько лет назад. Но зверь приспособился и это новообразование не очень мешало ему ходить, бегать и жить...
"Разобрав" зверя я понял, что олень питался всё последнее время хорошо, хищники ему не угрожали и потому, он накопил много жира - который даже на внутренностях, висел гроздьями величиной с виноградины, а само мясо было блестящее и сочное...
Время было около полудня, когда я закончил с разделкой и потому, разведя большой костёр, наделал из оленины шашлыков и пожарил их прямо на костре. Я проголодался и потому, срывая с пахучего прутика куски поджаристого мяса, глотал его почти не жуя, обжигаясь и урча как довольный кот.
Мясо было жирным, мягким и ароматным и запив своё пиршество горячим чаем, я почти в изнеможении, отдуваясь отвалился в сторону, поправил костёр и подремал немного, изредка открывая один глаз и посматривая на солнце, определяя сколько времени осталось до вечера...
...Мне нравилось так жить и в такие моменты, я начинал всерьёз задумываться, что хорошо бы переехать куда-нибудь в глухую тайгу, в красивое урочище, жить там, развести скот, пасти его и охотиться, наслаждаясь свободой и первозданной природой.
С другой стороны, я конечно не один на этом свете и потому, надо думать о жене и о детях. К тому же, во время таких мечтаний, где - то внутри начинало шевелиться беспокойство - а смогу ли я это долго выдержать? Смогу ли я тут дожить до старости и спокойно умереть, не терзаясь сомнениями и разочарованиями?
... Наконец, срезав мясо с костей, я сложил всё во вьючные мешки, приторочил всё это к седлу, и напевая песенку, громко похохатывая над своими вокальными способностями, отправился в обратный путь...
Песенка была незамысловатая, но очень смешная, как мне казалось. Я переделал её из детской песенки: "На палубе матросы, курили папиросы, а бедный Чарли Чаплин, окурки собирал". Я переделал первый стих и у меня получилось: "На палубе даосы, курили папиросы..." Представляя себе как даосы курят папиросы, я не мог удержаться от смеха...
Вернувшись на стоянку, застал там ребят, которые в этот раз ходили вниз по течению, обошли вокруг т-образно расположенного озера и нашли большой естественный солонец, на который, из округи собирались копытные. А на закрайке солонца, были видны и крупные медвежьи следы...
Но мяса у нас теперь было вдоволь, на все оставшиеся дни поездки и потому, обсудив возможность сходить к солонцу, как-нибудь с вечера, мы эту тему закрыли...
Вечером у костра, я показывал ребятам, как жарить шашлыки из оленины, и они буквально объелись вкусным мясом и отдуваясь, сидели у костра и пили чай, слушая подробности моей сегодняшней охоты...
... С вечера, из низких туч, несколько раз принимался моросить мелкий дождик, и дым от костра носило во все стороны. Однако к утру, погода переменилась и сквозь стены палатки, проснувшись, мы различили солнечное утро. Помывшись и позавтракав, долго ловили лошадей и заседлав поехали по тропе, в сторону высокого перевала...
Ловля лошадей, каждый раз превращалась для нас в небольшую задачу. Мой мерин, как - то неожиданно быстро привык ко мне и давался в руки без сопротивления.
Не то было с Максимом, и особенно с Аркашей. В это утро, хромая и зло матерясь, он пытался загнать своего стреноженного мерина в кусты, но тот не давался и прыгая сразу на четырёх связанных ногах, замирал в самом неподходящем месте, а когда Аркаша подкрадывался к нему, говоря сладким голосом льстивые слова, его конь вновь вздёргивал головой и громко стуча копытами по земле, неловко отбегал в сторону, пытаясь при этом разорвать путы...
Наконец Аркаша уговорил своего коня и дрожащей рукой набросил на шею один конец узды, после чего бурятские лошади всегда прекращали сопротивление и покорялись воле хозяина. Так было и на этот раз.
Наконец все сели в сёдла и выехали в сторону далёкого перевала, окружённого сверкающими на горизонте, соседними с ним снежными пиками...
К полудню, по хорошей тропе поднялись высоко над долиной и выехав на плоскотину, остановились и долго рассматривали открывающийся с высоты перевала безбрежные просторы, уже на запад в сторону первых истоков могучей сибирской реки Енисей...