Вернулись мы в Сечу в конце июня, меньше чем через месяц с начала похода, встречал нас у причала весь казацкий люд, оставшийся в нашей твердыне. Среди них уже издали заметил своего наставника, высматривавшего меня на атаманской чайке, шедшей в строю первой. У меня в груди стало тепло от какой-то нежности к старому учителю, как только мы приблизились к пристани, стал кричать ему: Дядько Данила, я здесь!
Когда наставник нашел меня глазами, помахал ему руками, он в ответ тоже махнул, а затем снял папаху, покачал ею. После того, когда наше судно пришвартовалось к причалу и с него перебросили сходни, поспешил к нам навстречу. Первым ступил на берег атаман, обнялся с дядькой Данилой и другими стариками, за ним сошли сотник, ветераны, потом другие казаки, я с ними. Наставник обнял меня, поздравил с первым моим походом, задал вопросы о нем, но потом сам же перенес на позже, а сейчас повел к привязанным у причала на коновязи нашим лошадям. Я угостил своего гнедого переданной мне учителем морковкой, обнял его голову, соскучился по нему, а потом, прихватив свои мешки с приготовленными гостинцами, направился рысью вслед за дядькой Данилой в ставший родным мне дом.
Дома сразу занялся лошадьми, распряг, почистил им шерсть и гриву, дал попить прохладной воды из чана, убрался в денниках и навалил свежескошенной травы. Хлопоты с конями доставляли мне радость, чувство домашнего уюта и покоя, особенно после тревог и волнений на чужой стороне, крови и боли раненных. Все же я мирный по своей натуре человек, нет во мне авантюрной тяги к приключениям, схваткам и победам, вынужден заняться подобными подвигами по стечению обстоятельств. Как в одной песне, которую иногда напевал отец: Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути ...
После ужина выложил из мешков на стол подарки, которыми меня оделили благодарные казаки за спасенную им жизнь из своих личных трофеев, взятых в бою, они не сдаются в общий хабар, - ножи с красивой отделкой, сабли, пара пистолей, халат, рубашки, даже женский платок из шелка, сафьяновые сапожки из мягкой кожи, украшения из золота и драгоценных камней, несколько курительных трубок с листовым табаком, чудные звери из белой кости, шахматы с резными фигурами, нарды. Сам я трофеев не напрашивался, чужого добра не брал, но предложенные казаками дары принимал, они от чистого сердца, отказ посчитали бы за обиду. Наставник с любопытством просмотрел все предметы, на мое предложение взять все, что ему понравится, поблагодарил, взял себе только халат, трубки с табаком и костяных зверюшек, он особенно ими засмотрелся. Остальные сувениры отодвинул ко мне - самому понадобится или подарю гарной дивчине.
После рассказал старому характернику о прошедшем походе, стычках с османами и татарами, своем лекарстве, занятиях с особыми способностями. Наставник долго выспрашивал подробности каждого моего нового умения, а потом подвел итог: Иван, быть тебе великим характерником! На своем веку не видел кого-либо, кто бы смог на первом году творить подобное. У многих и жизни не хватает, чтобы познать даже малое из твоих умений. Но не загордись, тебе господь дал многое, не растеряй свой дар на суету и тщету. Иди до самого горизонта, тебе откроются новые миры и огромные возможности, примени их на благо людям, но не во зло.
Принял наставление учителя с полным вниманием, за ним его мудрость долгого жизненного пути, многолетнего опыта характерника и старого казака. Сам ясно осознаю, я только в начале пути, пусть и успешном, мне многому надо научиться, правильно распорядиться своими знаниями и умениями. Наставник продолжил свою речь: Иван, тебе нужен более сведущий учитель, чем я. Чему-то еще могу научить, кошевой тоже, но твои способности намного выше, со временем придется тебе уйти, самому искать достойного пестуна, иначе твои таланты так и останутся нераскрыты или навредят тебе. Мы подумаем с Иваном Дмитриевичем, чем можем помочь, а пока живи, никуда тебя я не тороплю.
Понимаю своего наставника, он желает лучшего мне, даже в ущерб как своим интересам, так и Сечи. Ему самому предпочтительней, чтобы я продолжил его судьбу и долю на благо родного казачества, а не ушел неизвестно куда. Но, может быть, ему видится далее, чем ближайшее время, что когда-то я вернусь и смогу принести Сечи намного больше пользы, нежели сейчас. Но, в любом случае, чувствую от него искреннюю заботу обо мне, та радость, душевная близость, которую испытал, когда увидел его на причале, вновь захлестнула меня. Я молча обнял старика и застыл, передавая ему эмоционально свою нежность. Учитель растрогался, в ответной эманации ощущаю его нерастраченную отцовскую любовь к своему воспитаннику, тоже обнял меня, так и сидели на лавочке рядом, молча, без слов понимая друг друга.
На следующее утро, когда я во дворе подправлял плетень, прискакал нарочный от атамана, позвал на войсковой круг, будут делить дуван (добычу). Мы с наставником собрались не торопясь, нарядились в праздничные одежды, запрягли коней и направились на центральную площадь перед войсковой канцелярией и собором. Здесь уже собрались все участники похода, никто еще не разъехался по хуторам в ожидании своей доли. Пришли и "болельщики", всем интересно, что же мы добыли у османов. Еще через полчаса из канцелярии вышли кошевой и старшины, народ возбужденно загудел. Атаман степенно поднялся на повозку, подогнанную на площадь, осмотрел всех присутствующих, мне показалось, он подмигнул мне, поднял руку и зычно прокричал: Тише, казаки, а то вас не перекричать!
Народ засмеялся, кто-то в ответ выкрикнул: Говори, Иван Дмитриевич, кому нужно, тот услышит!
После нового смеха все-таки стало тише, кошевой продолжил громко, но не надрываясь: Братья казаки, сходили мы в поход знатно, побили османов и татар, да и дуван взяли немалый, было бы рук больше, донесли бы и остальное!
Подождав, когда все отсмеялись, атаман сказал далее: Мы со старшинами и казначеями подсчитали, тяжело же им досталось, выходит на долю каждого казака после вычета в сечевую казну и собор добра на 200 рублей с небольшим гаком.
Да, сумма не малая, хорошая дойная корова на рынке стоит два рубля, строевой конь около 10 рублей. Послушаем атамана дальше:
Можете взять свою долю добром по жеребьевке, либо деньгами из казны с вычетом части на долю купцов, одной четверти. Семьям павших героев выдадим их долю деньгами. Напоминаю, казаки получают одну долю, сотник три, старшина пять, атаман десять. Скажу об одном джуре, моем подручном, Иване Свирькове. Джуре мы даем половинную долю, но Ивану можно и полную, много пользы нам принес. Не против, казаки?
Раздался дружный хор запорожцев: Согласны, атаман, гарный казак!
А один в порыве великодушия выкрикнул: Можно и две доли, атаман. Золотые руки у хлопца, меня с того света вернул!
В ответ из толпы раздалось: Вот ты, Лукьян, и отдай свою долю!
Мой доброжелатель под смех товарищей пошел на попятную: Вот уж нет, меня жинка на порог не пустит!
Вот на такой жизнерадостной ноте закончился войсковой круг, началась дележка добычи. Каждая доля уже была отделена и упакована в мешок, что там, неизвестно, но старшины и главный казначей заверили, что по ценности все они равные, да и разбирать будут по жребию. Большая часть казаков сразу отказалась от доли в вещах, решили взять деньгами, я тоже, по совету наставника, больше мороки будет с продажей трофеев. Казначей со своими помощниками тут же, за отдельным столом, быстро рассчитали нас с отметкой в ведомости, выдали каждому увесистый мешочек с серебром. Пересчитали, все точно, 152 рубля, сложили в вещевую сумку, немного задержались, понаблюдали за остальными казаками, участвующими в жеребьевке.