Средневековый человек был склонен в большей степени, чем мы, обращаться со святынями с фамильярностью, не исключавшей уважения. Начиная с XIII века и позже во многих местах были созданы для управления приходом комитеты (fabriques), избранные прихожанами и признанные церковной властью; для жителей это был повод встретиться и обсудить общие дела — одним словом, осознать свою солидарность[124].
Но еще лучше, чем приходские организации с их четко определенными целями и явно официальным характером, служили этим целям братства — другая, более стихийная и гибкая ассоциация религиозного типа. Наряду с заботой о духовных потребностях братства давали возможность объединить людей в едином стремлении к совместным действиям и подчас даже маскировать чуть ли не революционные замыслы. Около 1270 года люди из Лувра (Louvres), к северу от Парижа, образовали такого рода союз. Его признанные цели, как бы невинны они ни были, уже выходили за рамки простого благочестия: по мимо постройки церкви и уплаты долгов прихода, они ставили также своей задачей поддерживать в хорошем состоянии дороги и колодцы. Но это было не все. Союз намеревался также «защищать права деревни», то есть защищать их против мэров и агентов сеньора-короля. Членов союза связывала клятва. У них была общая касса, пополнявшаяся за счет взносов, уплачивавшихся в зерне. Вопреки сеньориальной юстиции, они избирали старшин (maîtres), которые должны были примирять разногласия. Вопреки праву бана, которое должно было бы принадлежать только сеньору, они устанавливали свои распорядки, подкрепляемые штрафами. Если какой-нибудь житель не хотел присоединяться к ним, они его бойкотировали, отказываясь наниматься к нему, — классическое оружие деревенской ненависти{140}.
Но все это были в конце концов лишь окольные пути. Будучи по своей природе светскими группами, сельские общины именно в качестве таковых и поднялись до положения нормально организованных коллективов.
Те, которые полностью достигли этой цели в средние века, добились успеха, следуя примеру городских движений.
В XI, XII и XIII веках во многих городах горожане объединялись принося клятву взаимной помощи. Это акт, как мы уже отмечали, поистине революционный, и так его оценивали все умы, приверженные к иерархическому порядку, ибо эта клятва нового типа вместо того, чтобы освящать отношения зависимости (по примеру старинных клятв верности и оммажа), связывала только равных. Созданная таким путем присяжная ассоциация amitié (дружба), называлась коммуной; если ее члены были достаточно богаты и ловки и если им, кроме того, благоприятствовали обстоятельства, то они добивались от сеньора признания (по особому акту) их существования и прав группы. Но деревни и города не были совершенно изолированными мирами. Тысячи нитей связывали людей (при Людовике Святом парижские горожане добились освобождения сельских сервов капитула Собора богоматери) и порой даже группы (королевские деревни в Орлеанэ были при Людовике VII освобождены от серважа по той же хартии, что и город; и, несомненно, затраты были общими). К тому же грань между городом и деревней была обычно очень неопределенной: скольким торговым или ремесленным бургам были присущи в то же время полу аграрные черты. В свою очередь не одно чисто сельское поселение стремилось стать коммуной; вероятно, это явление было гораздо более частым, чем мы предполагаем, ибо большинство этих попыток потерпело неудачу и поэтому неизвестно нам. О попытках создать в XIII веке коммуны в деревнях Иль-де-Франса мы знаем лишь благодаря нескольким запретам, объявленным сеньором. Горсточка крестьян, живших в совершенно открытом месте, не обладала ни численностью, ни богатством, ни стойкой сплоченностью коллектива купцов, живших бок о бок, за стенами своего города. Однако некоторым деревням или союзам деревень, которым объединение помогло усилиться, кое-где удалось завоевать коммунальную хартию. В Лангедоке, где коммуна всегда была редкой, те из городов, которые начиная с XIII века получили относительную автономию, стали называться консулатами. А ведь в число этих консулатов, особенно в XIV и XV веках, попало больше сельских, чем городских групп, и иногда даже настоящие деревни; например, деревни юга, которые, впрочем, по своему внешнему виду (дома теснились вокруг общественной площади) и психологии своих жителей были похожи скорее на маленькие городки[125], Коммуна, или консулат, то есть коллектив, завоевавший себе то или иное из этих названий, становится постоянной организацией, не умирающей вместе со смертью своих временных членов. Юристы, которые с XIII века заново разработали по римскому образцу теорию юридического лица, признают ее коллективным существом (universitas). Она имеет свою печать — символ юридического лица, — своих магистратов, назначаемых жителями под более или менее активным контролем сеньора. Одним словом, она как общество завоевала себе юридическое место под солнцем.
124
В 1660 году в Нормандии казначеи сельских комитетов (fabriques) приняли участие в выборе депутатов от третьего сословия в провинциальные штаты; см. M. Baudot в «Le Moyen Age», 1929, p. 257. В других местах задолго до официального учреждения комитетов верующие принимали участие в управлении имуществом прихода; один из примеров, относящийся к началу XII века, см. В. Guérard, Cartulaire de Saint-Père de Chartres, t. II, 281, No. XXI.
125
Деревенский консулат был главным образом лангедокским явлением, но в Провансе многие сельские общины очень рано добились права юридического лица под названием синдикатов. Деревня юга, настоящее средневековое укрепление