Голодные, избитые, озлобленные питбули, кровавые собачьи бои, животное, на которое постоянно сбрасываются дисфория и гнев, — вот удел братьев наших меньших, оказавшихся в руках эпилептоидного ребенка и подростка.
Надежды родителей на то, что собака воспитает в ребенке доброе сердце, в случае невротизации неоправданны и, более того, могут привести лишь к обострению властности и жестокости.
НАРУШЕНИЕ ПОВЕДЕНИЯ
Не в силах сублимировать разрушительные подсознательные импульсы, подросток может направить их в азартные игры, причем азарт опьяняет его и он полностью теряет контроль над собой.
Постоянная борьба за власть, активно–оборонительная реакция, злопамятность и мстительность создают постоянный фон внутреннего напряжения. Чтобы сбросить его, подросток прибегает к алкоголю, предпочитая крепкие напитки и добиваясь глубокого опьянения.
Такое явление как подростковая преступность формируется в основном представителями данного характера. Причем здесь и жестокие драки, и избиения, нарушения поведения, связанные со стремлением к обогащению: торговля наркотиками, подделка кредитных карточек и документов, кражи.
ВЫБОР ПРОФЕССИИ
Асоциальные эпилептоиды, отказывающиеся признавать социальные нормы и какой–либо контроль со стороны общества, часто вливаются в преступный мир.
В противоположность им гиперсоциальные эпилептоиды, проявляющие неповторимый «талант повиновения», с наслаждением принимают роль чиновника и бюрократа.
Для здоровых представителей этого характера прекрасным выбором будет служба в полиции, армии, спецслужбах.
ВЗРОСЛЫЕ
САМООЦЕНКА
Эпилептоиду присущи необычайно высокая самооценка, вера в свою исключительность, непогрешимость. Он не способен признать свои ошибки и просчеты, не может раскаяться в содеянном.
Люди этого характера обладают комплексом царя Ми–даса и считают, что все, к чему они прикасаются, превращается в золото.
ОБЩЕНИЕ
Завышенная самооценка эпилептоида сочетается с недружелюбным, подозрительным отношением к окружающим, где нет места сочувствию, желанию помочь, понять другого. Присущая ему мизантропия создает целую палитру сверхценных идей, где окружающие выступают как активные недоброжелатели, пытающиеся обмануть, обобрать, принести вред.
Идея о врагах народа, порожденная Сталиным, является примером эпилептоидной сверхценной идеи, которая овладела сознанием целой нации.
Отличительными чертами эпилептоида являются безудержное стремление к власти, манипулятивный талант, эпилептоидная маска, мстительность, склонность к сверхценным идеям, моральные дефекты и так называемые «циклы жестокости».
Маска. Лишь немногие счастливчики, такие как Иван Грозный, Сталин, могли позволить себе роскошь не скрывать свое властолюбие, лишь немногие были поставлены судьбой в столь исключительное положение. А что же остальные? Неутоленное желание властвовать также переполняет их. Мощным потоком бьет оно из подсознания, не сдерживаемое культурой, пиететом или условностями.
Оно должно быть очевидно другим людям и может отпугивать их. Ведь каждый боится несвободы. Кто захочет, чтобы его использовали, порабощали или манипулировали им? Так у эпилептоидов появляется огромная проблема, прямо–таки проклятие этого характера — желание неограниченной власти и стремление окружающих избежать ее.
Чтобы предотвратить отход потенциальных рабов и подданных, эпилептоиду приходится отступать в тень и там надевать на себя, обезображенного желанием власти, особую маску. Она прочно прирастает к его коже, к его истинному лицу.
И вот уже эта маска крутит нами, обманывает нас, вводит в заблуждение, делает нас беспомощными перед замыслами и интригой эпилептоида.
Она создает в глазах окружающих образ человека вроде бы внимательного, готового на уступки, готового разделить с нами влияние, власть, престол. Гениальная маска почти полностью скрывает от нас истинные мотивации и создает иллюзию готовности к диалогу и, может быть, даже компромиссу.
Ганушкин считал, что эпилептоидная маска состоит из смеси «угодливости, слащавости и верноподданничества». Как обманывает нас эта игра, как ее слова обволакивают нас!
«Друг мой, маменька, брат мой, Петенька», — говорит Иудушка Головлев. И даже мы, посторонние и потому немного равнодушные наблюдатели, не можем сразу отгадать, понять, что за уменьшительно–ласкательными суффиксами прячется грубое «желание власти».