Выбрать главу

— Очень. Признаюсь, не ожидал, что в вашем войске даже воздушные силы.

— Ну, какие уж силы… Говорю, всего один аппарат, — атаман хмыкнул. Но чувствовалось — слова Павла Романовича были ему приятны.

— Пускай один. Все равно любопытно взглянуть.

— Только взглянуть? — Атаман глянул с прищуром.

— Если возможно, хотелось бы и полет совершить.

— Это и есть ваше желание? — спросил атаман.

Павел Романович кивнул. Он чувствовал — вон миг, когда все решится. Наконец-то! Пилот-наблюдатель — та самая ниточка, что приведет к Гекате. Или кто там она есть в действительности? Посмотрим… Довольно уже бегать, довольно прятаться. Теперь существует возможность встретиться, так сказать, лицом к лицу. И спросить за все.

— Быть посему, — сказал атаман. — Я, правда, полосу готовить в Цицикаре не собирался. Но коль вы такой авиационный поклонник… Похлопочу перед Козловским.

— Простите?

— Поручик Станислав Козловский. Гатчинский выпускник, пилот от Бога и вообще золотая голова. Он прилетает завтра. Не сомневаюсь, вы с ним сойдетесь…

В этот момент раздался тонкий стеклянный звон: рюмки на столе затрепетали, а водочная поверхность в бутылке подернулась рябью. Павел Романович ощутил, что и сам стол заметно вибрирует.

— Что за дело? — спросил атаман.

И тотчас в кабинет сунулся давешний адъютант:

— Наблюдатели доложили, с юго-востока дым. Из-за сопок не видно, но по всему — тяжелый состав.

— Пойдем-ка, глянем, — атаман тяжело поднялся. — А вы пока можете здесь обождать.

— Нет уж, — ответил Павел Романович с некоторой даже обидой.

Они вышли в коридор, прошли через общий зал. На крыльце атаман прищурился, посмотрел туда, где над дальними соснами темными хлопьями висел паровозный дым, уже раздерганный ветром.

Смеркалось, однако народу на площади не убывало — а пожалуй что и стало побольше. Горожане, чудесным образом избавленные от лютой опасности, искали выхода переживаниям. Царило общее ликование. И главным его катализатором по-прежнему оставались казаки — которых, по всему, такое внимание ни капельки не тяготило.

Дохтуров вдруг почувствовал себя лишним:

— Пойду, поищу аптеку.

— Дать провожатых? — спросил атаман.

Павел Романович покачал головой:

— Не нужно.

Он уж было шагнул со ступени — но задержался. Словно что-то толкнуло. Он вдруг спросил:

— Аэроплан-то у вас какой марки будет? «Сопвич»?

— Кажется, — ответит атаман. — Да тут разницы никакой. Пилот вам все объяснит и прокатит на своей этажерке. Я распоряжусь.

Хотя говорил атаман вроде по-прежнему благожелательно, однако в глазах промелькнуло что-то новое, не совсем приятное. Словно бы атаман Семин слегка разочаровался в Павле Романовиче. По причине неосновательности выдвинутой просьбы. В самом деле, ну что это за награда для взрослого человека — прогулка на авиационном моторе?

Атаман спустился с крыльца и зашагал к перрону. Следом — конвой.

Павел Романович мельком подумал, что атаман идет слишком открыто. Не ровен час — кто-нибудь из коммунаров на мушку поймает. Наверняка не всех из города вышибли.

И тут же подумал: хорош доктор. Ведь сулился добыть опий для умирающего!

«К черту все аэропланы! Где ж у них здесь аптека?..»

Он оглянулся — и вдруг ощутил знакомое колебание почвы под ногами.

Павел Романович повертел головой и увидел, как из-за леса выползает что-то массивное, темно-серое, грузное, похожее на доисторического монстра. Чудовище приблизилось — и вдруг пронзительно закричало, выбросив вверх белое облако пара.

Не требовалось никакой особенной остроты зрения, чтобы узнать: это был «Справедливый». Бронепоезд. По всему — невредимый.

Толпа у вокзала загудела, заволновалась.

Пойти встретить? Любопытно поговорить с Вербицким. Но… это означает новую задержку.

Павел Романович задумался. Что ж получается? Похоже, он будто деревянный и рад каждому поводу, чтоб только не возвращаться в фанзу?

Да, так и есть. И тому причин несколько. Прежде всего — сам ротмистр. Помочь Агранцеву нельзя, положение его, несмотря на потрясающую живучесть, совершенно безнадежно. И вместе с тем мысль о том, что этот человек, полный сил и какой-то особенной, нервической энергии, обречен — мучительна. Ротмистр — не обыкновенный больной, с потерей которого можно вполне примириться. Это — друг. Вот в чем дело.

Есть и вторая причина: Анна Николаевна. Она, похоже, в ротмистра влюблена. А от Павла Романовича ждет теперь чуда, волшебства. Или хотя бы попытки его сотворить.