Он решительно не знал, что положено в таких случаях. Потом решил: будет сохранять инкогнито. В целях эффективности следствия.
Пока Вердарский размышлял, позади завели разговор две молодые бабы:
— А людёв тут сгорело — тьма! — говорила одна. — Бабка Маканья сказывала, огненный андел их поразил. Пламенным мечом, значит…
— Дура твоя Маканья, — отвечала вторая. — Мне Антип объяснил: из-за лестричества все. Побегло лестричество не в ту сторону, и все дела. А ты заладила — андел, андел!
«Электричество. Огненный ангел…» — шевеля губами, запоминал Вердарский. Записную книжку он вынимать не рискнул.
Пофланировав еще полчаса, он узнал массу поразительных фактов и версий случившегося. Утверждали, будто здесь был секретный штаб японских (и германских) шпионов; что злосчастный «Метрополь» являл собой тайный притон содомского греха, что здесь собирались огнепоклонники китайского бога Будды, которые себя сами спалили в надежде воскреснуть в облике волшебных птиц с человечьими головами; что здесь орудовала жидовская шайка похитителей младенцев. Те, дескать, и подожгли дом, заметая следы.
За последнюю версию ратовал козлобородый мужичок в ветхой поддевке. Вокруг него собралась гурьба праздных зевак. Козлобородый старался вовсю:
— Истинно так! А который за главного, кричит: «Втикайте! Втикайте!» Тута и экипаж подкатил. Сиганули они — и нетути! А на кострище я вона чего нашел. — Мужичонка выставил вперед ладонь для всеобщего обозрения, на которой лежала плоская деревянная коробчонка.
И как уцелела только, подумал Вердарский.
Мужичонка будто подслушал:
— Она в подвал завалилась, — пояснил козлобородый. — Там и нашел.
Он встряхнул коробочку — и выскочили с боков две тоненьких закопченных иголки. Но не железные, а тоже из дерева.
— Ух ты! — закудахтали вокруг. — Никак бонба!
— Не… — Мужичонка спрятал коробочку в карман пиджака. — Игрушка. Жидовская. Дитев, значит, приманивать. Я ее помыл, теперь своим подарю.
То ли из-за диковинной забавы, то ли еще по какой причине, а только Вердарский вдруг подумал, что мужичок может быть интересен для следствия.
Когда тот, утомившись от собственной болтовни, спрятал коробку и заковылял прочь, Вердарский двинулся следом. Едва свернули за угол, он прибавил шагу и быстро догнал информированного филистера.
— Сударь, позвольте вас на минутку!
Тот остановился как вкопанный, испуганно моргая.
— Сыскная полиция, — внушительно сказал Вердарский. — Необходимо поговорить.
Мужичок вздрогнул и втянул голову в плечи.
— Я что… — забормотал он, — я ничего, мы тута не местные…
Вердарский мгновенно почувствовал прилив уверенности и строго спросил:
— Ты вот о жидах рассказывал, что с пожара на коляске укатили. Какие они из себя? Можешь их описать?
— Какие, какие… Обыкновенные… Жиды, они жиды и есть.
— Ну, как были одеты, как выглядели?
— Да не знаю я, барин! Ничегошеньки не ведаю! Отпустите душу на покаяние!
— А чего ж ты болтал? За это знаешь, что тебе будет?..
Определить, какая именно кара положена за праздное пустословие, Вердарский затруднился и потому сказал:
— Пойдем-ка, братец, в участок!
Мужичонка скособочился и зачастил плаксиво:
— Барин, барин, ну на шо ж я вам сдался? Тут вона сколько лихих людей развелось! А я ни сном ни духом… детки у меня… помилосердствуйте!..
Вердарский кашлянул.
— Кх-м. Ладно. Здесь отвечай. Что за людей ты видел?
— Жиды.
— Точно? Уверен?
— Никак нет, барин, — ответил козлобородый.
— Как же тебя понимать, братец?.. — растерялся Вердарский. — Кто ж это был?
— Може, жиды. Може, ляхи. Да кака разница? Все одно не люблю я их, жидов-то.
Дело зашло в тупик.
Вердарский спросил на всякий случай адрес мужичка (тот, конечно, запросто мог соврать) и пошел обратно к сгоревшему «Метрополю». К этому времени господа в коляске уже отбыли, а вместе с ним исчез и человек в котелке. Остался только квартальный, злой от жары и удушливой вони. Говорил он неохотно, покрикивал на городовых с лопатами. Впрочем, у квартального удалось разузнать адреса поломойки и мальчишки-посыльного.
— А что ж они ищут? Уж не гостевую ли книгу? — поинтересовался Вердарский, убирая записную книжку.
Квартальный совсем непочтительно сплюнул.
— Да будь неладна она, эта книга! Столько из-за нее хлопот! Разве тут что могло уцелеть? Я так и сказал Мирону Михайловичу — нету, ваше высокоблагородие, книги той гостевой. Сгорела.